Кровь в моих жилах

Громов тут же достал из кобуры пистолет и взял его наизготовку — вытянул вперед правую руку, снизу страхуя левой.

— Я готов.

— Я тоже. — Светлана зажгла на левой ладони яркий эфирный шар и, зажав пробирку с кровью в правой руке, ртом вытащила пробку, сплевывая её на пол. Результат был почти мгновенным. Голодная тварь, уставшая ждать на улице свой ужин — или завтрак с точки зрения ночного существа? — ворвалась в спальню. Реакция Громова была быстрее, чем у Светланы. Грохот пистолета оглушил её. Стрелял Громов отменно, первым же выстрелом перебивая крыло упыря. Второй выстрел тут же догнал заметавшегося по спальне упыря, упокаивая его навсегда. Эфирный шар Светланы превратил нежить в пепел.

— А вы лихая барышня! — Громов, опуская пистолет вниз, бесстрастно посмотрел на Светлану — хотела бы она знать, что он думал о ней на самом деле. Кажется, это был даже не третий, а второй ранг магии.

Светлана зашла в уборную и вылила кровь Веры Ивановны в раковину. Её руки чуть подрагивали.

— Приходится. Надеюсь, это был отечественный упырь, а не залетный.

Громов бестактно заглянул в уборную, наблюдая, как Светлана немного нервно отмывает руки от случайно попавшей на ладонь крови.

— Что-то не так?

Светлана грустно рассмеялась:

— Не хотелось бы очередного международного скандала. — Она вышла из уборной и дернула за сонетку, вызывая горничную. — Я в первый год службы в Суходольске глупая была, нервная. Упокоила осиновым колом прямо в сердце, как учили, вампира, а он какой-то там граф оказался из Померании, что ли. А я его неаккуратно навсегда упокоила, превышая свои полномочия. Так что знайте, если поступит заявление о пропаже иностранца, то…

— Я передам дело жандармам — поиски иностранцев по их части.

Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Спасибо, Александр Еремеевич.

— За что?

— За возвращение веры в людей.

— Простите, но это не обо мне.

Их разговор прервала сонная, зевающая горничная, та самая, что приходила днем с Дарьей Ивановной:

— Чего изволите, вашбродие?

Вашбродие отдала распоряжения: сестер Лапшиных перенести в их спальни, не будить до утра, а утром вызвать к ним доктора для проверки самочувствия. Сама она пообещала навестить Лапшиных ближе к обеду.

Выпроводили их из дома быстро — Светлана еле успела сунуть в руки горничной конвертик из корзины.

— Теперь в управу, Светлана Алексеевна? — на крыльце уточнил Громов, на всякий случай осматривая пустую улицу в поисках новых упырей.

— Да, — передернула плечами Светлана.

— Я поймаю вам извозчика? — серьезно предложил пристав. Гривенник у Светланы для оплаты проезда был — остался от занятого рубля, но это же Уземонка… Кажется, Громов этого не понимал. — Светлана Алексеевна? Я провожу вас?

— Не надо. Ни извозчика, ни проводов. Сама дойду. Это Уземонка — тут по ночам извозчиков не найти. Да и по пешеходному мосту идти ровно столько же, сколько и ехать, давая крюк до автомобильного моста. Возвращайтесь в участок. Ваша служба, в отличие от моей, не останавливается ни на миг.

Приставам даже закрывать двери казенной квартиры, расположенной над участком, запрещалось, чтобы просители могли в любой день и час обратиться к ним.

Громов резко открыл свой зонт, предлагая руку Светлане:

— Простите, не могу не проводить вас. Ночь же.

— Кажется, вы сомневаетесь в моих магических навыках?

— Нет, Светлана Алексеевна. Мне преступных элементов жалко — они же не знают, с кем столкнутся, — он легко улыбнулся, тут же отворачиваясь в сторону. Светлана вспомнила: он так улыбался, когда про котов рассказывал Синице.

— Если только преступников жалко… — Она оперлась на локоть Громова и сделала шаг с крыльца.

Дождь тут же дробно, словно упыриными когтями, застучал по тугому куполу зонта. Туфли безнадежно промокли. Чулки и юбка тоже, но почему-то настроение у Светланы все равно было хорошее.

Полночь. Дождь. Один на двоих зонт. Лужи, через которые Громов неожиданно переносил Светлану, подхватив её за талию. Темнота. Рев Уземонки в каменном ложе набережной. Приятный, хрипловатый голос мужчины. Что еще нужно для счастья? Только все же сухости, наверное.

Шагая по узкому мосту, Громов не удержался от замечания:

— Уземонка сегодня сама на себя непохожа. Высоко поднялась.

Светлана глянула через перила на черные быстрые волны:

— Да, сейчас не только гузку помоет, но с головой перехлестнет.

— Простите, что?

Она улыбнулась — он совсем не интересовался местами, где несет службу.

— Уземонка в девичестве, лет так сорок назад, называлась Гуземойкой.

Ей удалось-таки фраппировать Громова — он удивленно посмотрел на неё, поперхнувшись словами:

— Гузе… Что?

— Мойкой. Вам не послышалось. — Светлана рассмеялась, заметив недоумение на лице Громова: — Вы все правильно поняли. Иногда её еще Хвостомойкой звали, ну и другими нехорошими словами, расположенными на том же уровне у мужчин.

Громов неудержимо принялся краснеть — то ли от испорченности Светланы, то ли от попытки не рассмеяться.

— Да, да, да, хвостомоями вас именно поэтому прозывают, Александр Еремеевич. Из-за этой речушки, которую в любое время года можно перейти, замочив лишь гузку.

Мужчина все же рассмеялся: