Кровь вторая. Орда

Асаргад подражая всем, так же запрыгал следом, за впереди мелькающей спиной, хлопая в такт поступи в ладоши, скорее имитируя хлопок, так как левая ладонь была изрезана. Она хоть и не кровоточила, но бить по ней он не решился. И «хукать» поначалу стеснялся. Ему всё это казалось каким-то не серьёзным…

Когда песнь и с нею карагод остановился, а Асаргад, весь измазанный и забрызганный собственной кровью, хлеставшей из разорванной в клочья кожи ладони, тяжело хватал пыльный воздух, запыхавшись от быстрого бега. Внутри себя, он почувствовал странную и вместе с тем приятную, крупную дрожь возбуждения и азарта, так и рвавшегося наружу. Несмотря на всю свою феноменальную память, он смутно вспоминал, что с ним происходило, вовремя странного ритуального танца.

Всё, что ему приходило на память, так это то, что он был единым вихрем, невиданным человеческим смерчем и ощущал себя, не как частица чего-то общего, а как единая и не делимая общность, какого-то огромного и бесконечно могучего, живого существа, способного крушить горы и вырывать реки из земли вместе с руслами.

Одним «ху», как траву ногой, стелить к земле огромные леса и полчища неразумных врагов, по дурости своей, встающих на его пути. Ощущение этой великой силы в собственных жилах, ввергало в состояние эйфории и лёгкого опьянения. Асаргад оглянулся и понял, что в этом состоянии находятся все воины орды. Все чувствовали одно и тоже и готовы были вновь объединить частички этого колдовства в нечто единое и кинуться в бой, сметая всё на своём пути.

Все, тяжело дыша, упивались счастьем всесилия, радостно озираясь по сторонам и ликуя, молча оглядывали, стоящих рядом, осознавая некое родство душ с теми, с кем только что «единились» в целое.

Вечером, у десятского костра, только и разговоров было про карагод. Про присягу, как-то даже не вспоминали. Невзрачно она прошла, по сравнению с боевым танцем, но слова отца, не раз в долблёные в сознание Асаргада, говорили о том, что состояние единения, конечно, хорошо и сродни чуду, но присяга, хоть и оттеснённая на второй план всем последующим действом, всё же значительно важнее и главное, она, в отличии от танца, смертоносна, как беззвучно ползущая гадюка и он счёл нужным, ещё раз напомнить о серьёзности тех законов, которые они окропили кровью, притом говорил он обо всём этом, обращаясь, непосредственно к Уйбару, зная его слабость к женскому полу и силу его пагубных привычек и на счёт языка, и на счёт золота. Эйфория Уйбара сразу сникла, и он призадумался…

Первый их боевой поход был на запад, в сказочно красивые горы, сплошь, с подножья до вершин хребтов, поросших огромными вековыми деревьями. Их орда, только единожды столкнулась в открытом бою с врагом и то он был малочисленней и к тому же плохо вооружён. Такое складывалось впечатление, что враг собрал всех, кого не попадя, вооружил, чем пришлось и кинул на растерзание, хорошо вооружённой, сплочённой в единый конный кулак, орду Теиспы.

Лишь несколько человек, стоящих во главе противника, оказали хоть какое-то сопротивление. Остальные, были просто сметены, перебиты и затоптаны. Вообще, Асаргад, привыкший много думать и анализировать, никак не мог понять цель этого похода. Добыча, даже после тщательной мародёрки, была более, чем скромной.

Враг настолько был слаб, что не имело никакого смысла, гнать на него такое огромное войско. Самое ценное, что они получили за поход, были забранные в рабство люди, притом Теиспа, не гнушался всеми подряд, даже стариками, хотя молодых девушек и женщин, даже Асаргад, не больно падкий на женский пол, оценил по достоинству.

Женщины, этих горнолесных народов, были очень красивы. Правда, при дележе добычи, его десятку ни одной не досталось. Им, вообще, никого не досталось. На весь десяток, дали три плохеньких меча, пару щитов, непонятно зачем, да, кое-что из бронзовой посуды.

Уйбара это так развеселило, что, вдоволь насмеявшись по поводу добычи, он даже не стал обижаться, плюнув на всё это добро, утешив себя тем, что сами целы, без единой царапины, а добра ещё накопить успеют. А что касаемо пленённых женщин, так, кому-кому, а вот им, как раз, они и близко были не нужны, от греха подальше, так как их молодые и горячие головы, ещё издали, поглядывая на красавиц, начинали заводиться, что было небезопасно.

Поход был недолог и уже через три луны, орда Теиспы вернулась обратно в степи, но не в те края откуда ушли, а стали стойбищем значительно южнее, на берегу широкой реки, название которой, Асаргад так и не узнал.

Оттуда ещё трижды ходили в походы. Два раза на запад, только переваливая лесистые горы, углубляясь в чужие и вполне богатые земли и один, на юг, за большое море в страну Лидию, о которой Асаргад был хорошо наслышан.