Гостей проводили в большую светлую комнату, на всю длину которой стоял массивный деревянный стол. У стола стояли такие же длинные и такие же массивные скамьи, на которых все и расселись. Появилась и та бабка сверху, но теперь, она превратилась в женщину средних лет. Волосы её были прибраны в косы и оказались не седыми, а просто очень светлыми. Она вошла с большим глиняным котлом в руках, прихваченным расшитым полотенцем и выставив угощение на стол, метнулась обратно.
Пока она туда-сюда бегала, выставляя на стол еду, выпивку и таская посуду и орудия обеденного труда, все сидели молча, не предпринимая каких-либо действий. Ждали. Наконец, после очередного исчезновения в боковом проходе, хозяин встал и разлил по чашам золотистую жидкость и не присаживаясь, поднял одну, проговорив:
— Меня кличут Ратимир. Будем знакомы.
После чего, залпом осушил чашу и твёрдо, как бы вколачивая, поставил её на стол. Все представились и выпили. Пойло было сладкое, но терпкое и явно пьяное. Металла на столе не было вовсе. Посуда только из обожжённой глины, да, дерева. Взявшись за деревянные ложки, по очереди принялись насыщаться кашей, которая представляла из себя набор пареных корнеплодов, с кусочками птичьего мяса, приготовленного в сбитых яйцах с молоком.
Гости к такой еде были непривычны, но вкусно было до того, что, чем больше ели, тем больше есть хотелось и когда котёл опустел, то несмотря на надутые животы, вроде бы, как и не наелись, но хозяин отложил ложку и отвалил от стола и Асаргад, тут же последовал его примеру, показывая своим друзьям, что пора закончить процедуру поедания, независимо оттого, наелся ты или нет.
Так-то ели молча, а сейчас, вообще, тишина наступила, даже муху стало слышно, что назойливо кружилась над остатками еды, но не присаживалась. Вновь появилась женщина и принялась всё таскать обратно, чуть ли не бегом бегая, пока весь стол не очистила. Только после всего этого, хозяин брякнулся локтями на стол, укладывая на него свои огромные ручищи и заговорил:
— Значится, так. Я думаю идти вам дальше не следует. Здесь обождёте. Жена моя вам светёлки покажет, а за колдуном, мальца своего пошлю, коли застанет на месте. Так что, располагайтесь.
— Благодарствуем, Ратимир за угощение и за кров, — поблагодарил его Асаргад, — а как долго нам ждать придётся?
— Да, завтра с утра и пошлю. За день управится. Коль, нет на месте иль откажет, то вечером ясно будет, а коль согласится, то может быть, сам к вечеру навестит, или на следующий день. Как получится, я ж за него не в ответе.
— Это хорошо, — повеселел Асаргад, поняв, что дело долгим не будет, а день два отдохнуть в таких хороших условиях, его вполне устраивало.
— Чуть попозжа, баньку истопим, — продолжил Ратимир и хитро прищурившись спросил, — вы как, на счёт баньки, басурмане?
— Нормально, хозяин, — неожиданно встрял Эбар, который за ордынские годы, таким чистюлей стал, что аж до непотребства и сальных шуточек со стороны друзей.
— Баня — это хорошо, — оборвал его Асаргад, улыбаясь сотнику, — баню мы уважаем, чай не первый год ордуем, а к хорошему, быстро привыкаешь. Вот и еда в твоём доме, для нас тоже непривычна, а вона, глянь, одно объедение. Когда только твоя жена успела столько наготовить? Как ждали.
— А то, как же, — поддержал ничего незначащую дипломатическую беседу хозяин, тем не менее проявляя довольство, что басурманин, не только на родном языке говорит, не придерёшься, так и ещё по-свойски заворачивает, — чай рубежный терем, а не шухры-мухры. Здесь гость нежданный — дело привычное. Всегда готовы. Хоть из степи, хоть из леса. Для того здесь и поставлены.
Асаргад не стал уточнять, кем они тут поставлены и для чего, к тому же хозяин, хлопнув огромными ладонями по столу, встал. Гости последовали его примеру. Обед закончен, разговор тоже.
Обустроили гостей со всеми удобствами. Во дворе указали на большую бочку с водой, в которой можно было всполоснуться, пока баня топится. Асаргад с превеликим удовольствием скинул с себя бронь, пояс с оружием, разнагишался по пояс, да так и нырнул в дождевую воду с головой, перегибаясь через край.
Прохладная вода, в один миг, неожиданно ясно, напомнила родные горные реки, и он поймал себя на мысли, что впервые, за все годы своих скитаний, захотел домой. Не домой, в том смысле, что к отцу, матери, а в родные края, в горы. Соскучился.
Вынырнув и не обтираясь отошёл в сторону, давая доступ к бочке другим, жаждущим умыться, уселся мокрый на траву, опёрся спиной на брёвна терема, закрыл глаза и задумался. А не пора ли снова менять жизнь, не пора ли возвращаться. Заводить семью, хозяйство. Он достаточно богат, полон сил и амбиций ему не занимать.
Уж что, что, а банду отца, он подмять под себя способен, рога там всем скрутит и пообломает. А что дальше? Прибрать под себя всех клановых, пробиться в вожди племени? Или осесть в городе и подниматься по лестнице власти там? Власть ему была мила. Он её жаждал, любил. Он же особенный, а значить не ровня всем.