Кровь за кровь

Такие откровения случались довольно редко – когда Марика из-за внешности и имени дразнили жидом и предлагали показать свой обрез. Однажды один шутник из параллельного класса /кстати, стопроцентный еврей/ сделал фотомонтаж, в котором Маркузику прилепил на макушку ермолку, и нам пришлось приложить прямо-таки титанические усилия, чтобы спасти беднягу от совершенно озверевшего Марка, пинавшего обидчика словно футбольный мяч. И это притом, что наш вундеркинд никогда не отличался силой и бойцовскими качествами.

– Красавец… – это слово я произнес с ударением на последнем слоге, критически осмотрев Маркузика. – На представительские расходы дашь? А то как-то неудобно: бизнесмены – и без гроша в кармане.

На нашем первом собрании мы избрали Марика кассиром. О чем я после очень пожалел – он оказался таким жмотом, каких свет не видывал.

– Балалайку тебе, а не деньги! – окрысился наш, теперь еще и финансовый, гений. – В прошлом месяце ты столько денег пустил по ветру, что на них можно было купить подержанные "жигули".

– Как это – пустил!? – Я постарался, чтобы мое возмущение выглядело как можно искренней. – Я пахал, как раб, в отличие от некоторых. Большая часть денег потрачена на проезд, остальные – суточные.

– Судя по твоему отчету, из транспорта ты и впрямь не выходил сутками, пересаживаясь через каждые пять минут. Не спорь, я все подсчитал.

– Контора пишет… – буркнул я, с независимым видом засунув руки в карманы. – Я знаю, что тебе моих ног не жалко. Между прочим, может, ты еще не знаешь, сильно подорожали продукты. А голодным я работать не могу, мозги не варят.

– Мозги! – с непередаваемой иронией воскликнул Маркузик. – Плат, ты слышишь? У этой вечно пьяной морды оказывается есть еще и мозги. Лучше скажи честно: виноват, ребята, денежки я пропил, а вам лапшу на уши вешаю.

– Нет, ну ты меня достал! Я что, не имею прав на личную жизнь? Которая просто требует после напряженного и нервного трудового дня принять допинг – чтобы расслабиться.

– Хватит вам пикироваться, – недовольно сказал Плат. – Мы опаздываем. А перерасход, Сильвер, я вычту из твоей зарплаты. У нас не благотворительное общество, а хозрасчетное предприятие.

– Жлобы… – Я попытался на ощупь, по шелесту, определить сколько в моем кармане осталось денег и горестно вздохнул – с такой суммой мне сегодня не светит закадрить даже дурнушку, не говоря уже о приличных телках, к которым без полсотенной с изображением одного из американских президентов не подъедешь даже на паровозе. – В нашем агентстве все как в сказке: у отца было три сына – два умных, а третий дурак.

– Не плачь, несчастный. Держи, – Плат сунул мне в руку несколько купюр. – Учти – даю взаймы. Из личных средств. В получку рассчитаешься. Марк, ты слышал? Зарплату ему будешь выдавать в моем присутствии. А не то этот хитрец опять начнет дурочку валять и постарается смайнать до моего прихода.

– Вот подтверждение выстраданного мною в ночных бдениях тезиса – где начинается бизнес, там заканчивается дружба. – Я сделал жалобную мину и поторопился спрятать деньги.

Маркузик и Плат весело переглянулись и расхохотались. Сукины дети…

Школа была иллюминирована по высшему разряду. Ее построили сразу после войны пленные немцы, которые понаставили столько колонн, что наша ярко освещенная альма матер издалека казалась храмом науки. При ближайшем рассмотрение приподнятое праздничное настроение несколько испортилось – облупленные стены и выщербленные ступеньки начинали навевать грустные мысли о приближающейся старости и о том, что до конца вселенского бардака, творящегося в нашей стране, дальше чем до луны.

– А наши ребятки живут не хило, – заметил я, указывая на припаркованный возле школы шестисотый "мерс" с водителем.

– В отличие от тебя, они пивные бутылки не выбрасывают, а сдают в пункты приема стеклотары, – едко заметил Плат.

– И бережно берегут сбереженное, – подхватил Маркузик.

– Сегодня я постараюсь изучить их опыт. – Я был само смирение.

Мое настроение улучшилось лишь тогда, когда мы вошли в актовый зал. Готовясь к встрече, инициативная группа наших одноклассников собрала деньги, чтобы накрыть праздничный стол. Но глядя на гастрономическое изобилие, со вкусом разложенное и расставленное на крахмальных скатертях, я понял, что в организации застолья принял участие какой-то очень крутой спонсор. Стараясь сдержать голодные слюнки, я демонстративно отвернулся от стола и подошел к группе ребят, где находились Плат и Маркузик.

– Сильвер! – Я едва не упал, когда мне на шею повесилась бабища килограмм эдак на сто двадцать.

Она принялась меня тискать и целовать с такой страстью, что я готов был на месте провалиться от смущения – во-первых, потому что не узнал, кто это, а во-вторых, терпеть не могу потных толстых женщин.

– Господи, как давно мы с тобой не виделись! Стасик, миленький… – Она наконец отпустила меня, но держала под руку и ворковала, словно голубка, преданно глядя на меня снизу вверх.