Кровь за кровь

— О том, кто я — знаю только я! О морали — потом! Сверток-то у вас, а этот шустряк уже близок к блюстителю порядка…

Виктор Сергеевич посмотрел туда, куда побежал Петр: действительно, тот уже стоял рядом с милиционером и, разговаривая с ним, указывал рукой в их сторону. Сибиряк понял, что это серьезно и ему не отвертеться.

— Что же делать? — растерянно спросил он.

— Так-то лучше! — усмехнулся Гарик. — В свертке — шестьсот рублей, а у вас около четырехсот… Так?

— Ну, так! — вздохнул обреченно гость.

— Давайте в залог ваш бумажник, и через час встречаемся на Курском вокзале у третьей кассы: там и поделим деньги поровну! Все! Быстрее!

Виктор Сергеевич снова взглянул в сторону милиционера, направляющегося в их сторону, быстро достал бумажник и протянул его Гарику. Открыв его и проверив деньги, Гарик быстро поднял руку и остановил проходящее мимо такси.

— Садитесь быстрее! — негромко приказал он Виктору Сергеевичу. — Я себе еще поймав…

— Спасибо! — пролепетал сибиряк, испытывая что-то вроде благодарности, что хотя бы по отношению к нему новый знакомый оказался таким добропорядочным и не бросил одного. Едва такси отъехало, он машинально обернулся, но Гарика нигде не было видно…

Такси остановилось перед зданием Курского вокзала. Виктор Сергеевич взглянул на счетчик и машинально полез во внутренний карман, но тут же вспомнил, что бумажник отдал «полосатому» знакомому. Достал сверток в синем платочке. Таксист, молодой парень с веселыми голубыми глазами, удивленно взглянул на странного пассажира.

— Из деревни, что ли?

— Почему?.. — спросил Виктор Сергеевич и хотел добавить «так думаете», но оборвал себя на полуслове и расширенными глазами посмотрел на водителя.

— Что с вами?

— Там… там… — но более не смог ничего сказать.

Водитель взглянул на сверток; в синем платочке были аккуратно уложены нарезанные газетные листочки.

— Все понятно, — вздохнул водитель, — объегорили. Цыгане?

— Какой ужас! — прошептал побледневший сибиряк. — Что же делать?

— Что делать? В милицию ехать!.. — нахмурился водитель.

3

В полупустом подземном переходе стояли Гарик со своим напарником. Гарик раздраженно выговаривал Петру:

— Ну чего киксуешь? Зачем нам уезжать отсюда?

— Мне кажется, что нас высветили! Нутром чую, что засекли менты! — упрямо повторял Петр.

— Послушайте, юноша. — Гарик снова вернулся к своим изысканным манерам, и лишь по напряженному взгляду можно было заметить его нервозность. — Если вам, юноша, кажется, то креститься нужно! И вообще — не заставляйте, юноша, меня нервничать… Ты взгляни вокруг! Посмотри, какие ходят упакованные! Одни приезжие! Да мы озолотимся тут… Да перестаньте кукситься, юноша! Научитесь видеть в нашей работе наслаждение! Или романтику!

— Не скажешь же ты, что ляпуху гражданам строишь только из-за романтики! — усмехнулся Петр.

— Чудак же ты, Петюня! Для меня деньги имеют значение постольку, поскольку кушать хочется и одеваться недурно, а так… — Гарик вытащил из кармана бумажник, взятый у сибиряка, и бросил его напарнику. — Деньги — дерьмо! Можешь взять их себе… — Он встал в позу и с выражением прочел:

Люблю тебя безумно, страстно,
Тебя, свободу страшных оргий,
Как жрец пред идолом, восторге
Перед тобой хочу упасть…

Знаешь, Петюня, кто это? — внезапно спросил у него Гарик, но тот смущенно захлопал глазами. — Это Бодлер, юноша! Бодлер! Ты мало читаешь, юноша… А читать надо!

— Боюсь я… — плаксиво проговорил Петр, растерянно вертя в руках бумажник. — Понимаешь, боюсь! Чувствую, мы у них на глазу! Давай мотанем куда-нибудь в другой город. — Парень нервничал всерьез, и это вконец вывело из себя Гарика.

— Ну что ты скулишь? Тебя-то это меньше всего касается: чуть что — ты в стороне… Это меня каждый раз «списывают».

— Так я о тебе, шеф, и волнуюсь: я же пропаду без тебя! — говорил Петр тихо и жалобно, что несколько растрогало Гарика.

«Хоть и врешь ты, Петюня, а мне все-таки приятно! — подумал Гарик. — Но оставаться тебе в этом состоянии нельзя ни в коем случае: страх — плохой помощник. И чего он закапризничал? Все было как обычно. А может, именно потому, что слишком уж гладко? В общем, непонятно… А вдруг Петр прав и кто-то вспомнил совсем еще молодого студента? Трешник оттащил… И как по-глупому попался?! На следующий день пошел в то же самое место: загребли с поличным». — Гарик поморщился, вспоминая свой провал десятилетней давности.

Тогда он учился на третьем курсе ГИТИСа, на актерском отделении. Однокурсники относились к нему с большим уважением и даже любовью: веселый, отзывчивый (всегда выручит в трудную минуту деньгами, обижался, когда ему пытались возвращать долг), Георгий Дживоргян, или, как его звали однокурсники, Гоша, любил блеснуть перед ними: устраивал различные, как он говорил, пикники, причем всегда за свой счет, по любому поводу сорил деньгами — будь то на подарок кому-либо или на общественные нужды.