— Устроиться, конечно, можно… Дворником, например, или на стройку… Рублей этак на шестьсот — семьсот. — Он подморгнул Дикому, и тот рассмеялся. — Двести пятьдесят рублей на квартплату, — как бы раздумывая произнес Малина. — Да-а…
— Так что же теперь, застрелиться? — вспылил Виктор.
— Ну, зачем же так мрачно? Мы же все-таки друзья… — Виктор криво усмехнулся. — Да-да, — заверил Малина, — друзья… И мы предлагаем другое, ибо, как говорят в Грузии, если не можешь помочь — не обвиняй в беде…
— И что же вы мне можете предложить? — насторожился Виктор.
— Работу!
— Какую работу?
— А такую, которую ты уже делал…
— Посылки? — догадался Виктор.
— Примерно. Будешь ездить… по командировкам, получать суточные, квартирные, проездные. Причем, заметь, ничем себя не утруждая!
— И сколько же я буду получать? — спросил Виктор, а у самого в голове проносились мысли: «Что же делать? Это же наверняка связано с уголовщиной».
— А это как работать будешь, но, думаю, рублей две — три тысячи иметь будешь. Если понравишься, то и больше…
— Я буду знать, что в этих посылках?
— Если заслужишь доверие, то будешь, но… Все в свое яремя. А вообще чем меньше знаешь, тем лучше спишь! — заметив, что Виктор колеблется, в нерешительности опустив глаза, добавил: — Поработаешь немного — отдашь долг, а там, если не захочешь больше иметь с вами дело, — откажешься.
— Хорошо! — произнес наконец Виктор. — Когда нужно будет начать?
— Люблю деловых людей! — Малина хлопнул его по плечу. — Садись, пиши!
— Что писать?
— Я продиктую.
Удивленный Виктор достал из стола чистый листок бумаги… «Интересно, что же он мне продиктует? Заявление, что ли?»
— Пиши… Расписка… Посередине листка, да, так. Дальше: Я, Виктор Николаевич Быстровский, взял у товарища Малины Н. С. деньги в сумме сорока тысяч рублей. Обязуюсь уплатить частями или единовременно до 31 декабря 1959 года. И подпишись… Да, дату поставь такую: 25 июля 1958 года…
— Так я же тогда в больнице был! — невольно воскликнул Виктор.
— Верно! — усмехнулся Малина. — Это я так, проверил тебя! Пиши 25 ноября… Вот и хорошо! Теперь вот тебе на мелкие расходы. — Малина протянул ему несколько купюр по сто рублей. — Здесь тысяча…
— Так мало за расписку? — протянул Виктор и отодвинул деньги в сторону. — Так не пойдет… Должен я вам тысяч двадцать — двадцать пять, расписка на сорок, а вы мне тысячу суете? Нет, так не пойдет! Десять, и ни копейкой меньше!
— Ну, ты даешь! — восхитился Малина. — Еще не работаешь, а уже требуешь. Ну, хорошо, вот тебе еще пять, а остальное… Остальное за работу!
— А расписку когда вернете? — согласился Виктор и отдал расписку.
— Считай, что ее уже нет… И ты мне ничего не должен, но если вдруг тебе захочется неправильно себя вести по отношению к своим друзьям, то эта расписка окажется в суде, а там — закон: нарушил его — плати! И запомни, дружок, никогда не предавай друзей! Никогда! Не дай Бог прийти в твою голову таким мыслям! — Эти слова он произнес тихо и с таким зловещим настроем, что Виктору стало невыносимо жутко, и он уже пожалел, что решил впутаться в эту историю. — А теперь можно и выпить! — Малина достал из портфеля пару бутылок водки и банку черной икры… Дикой, молчавший до этою, быстро принес из кухни три стакана и хлеб: больше там ничего не было, затем аккуратно вскрыл пятисотграммовую банку с икрой и ловко разлил по стаканам водку… Вскоре все быстро захмелели, и Малина, наклонившись к уху Виктора, тихо произнес:
— Ты, Витя, держись меня и всегда будешь в ажуре! Понял?! И от тебя ничего сложного не требуется: только слушать то, что тебе говорят, и четко выполнять, не вмешиваясь в то, что тебя не касается! Понятно?
— А что тут непонятного?! — заплетающимся языком ответил Виктор.
До этого он был очень голоден, и на него водка подействовала гораздо сильнее, чем на Дикого и Малину, хотя и они были на взводе.
— Ну, коли понял, то я пойду потихоньку. — Малина встал из-за стола. — И еще, — вспомнил он, — все задания будешь получать через Дикого, что он скажет — то сказал я…
…В кабинет полковника Забелина заглянул Сенцов. Сегодня он был в гражданском, и полковник невольно залюбовался, глядя на него: высокий, черноволосый, с правильными чертами лица, он скорее был похож на артиста, нежели на сотрудника уголовного розыска.
— Разрешите, товарищ полковник?
— Входи, Володя. Что у тебя? С пустыми руками вы вроде ко мне не заходите, — усмехнулся полковник, и в этой усмешке прозвучала некоторая грусть. Он снял очки в массивной оправе.