И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя,
И когда ты без кожи останешься вдруг
Оттого, что убили его – не тебя!
Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал
По оскалу забрал – это смерти оскал!
Ложь и зло – посмотри, как их лица грубы.
И всегда позади воронье и гробы.
Маршал Мальвани предпочитал ехать в середине войска, то ли желал находиться среди своих людей, то ли беспокоился о нескольких закрытых белым полотном телегах, которые везли мохноногие приземистые лошадки. Иногда Анри все же выезжал вперед, тогда его место занимал младший брат, такой же невозмутимо-красивый, но в зеленом эрастианском облачении. Что подвигло блестящего гвардейца Жоржа Мальвани десять лет назад принять постриг, не знал никто, но он это сделал и, похоже, отнюдь не раскаивался. Сан, впрочем, не мешал красавцу клирику лихо управляться с атэвским скакуном, а из-под облачения выглядывали рыцарские латы.
Кардинал Евгений, спешно собираясь в Гаэльзу, неожиданно для всех возвел Жоржа в сан епископа, поручив ему сопровождать воинство Анри. Присутствующие при этом клирики сразу же прониклись подобострастным вниманием к брату маршала. Было известно, что Евгений долгие годы не может выбрать себе преемника, и тут в самый неожиданный момент ему на глаза попался Жорж. Если победят Тагэре и новый епископ останется жив, возможно, в один прекрасный момент он станет кардиналом. Это следовало учесть, и свидетели возвышения Мальвани-младшего рассыпались в благословениях и напутствиях. О чем думал сам Жорж, оставалось неясным, он проявлял обычную для своего семейства доброжелательную сдержанность, становясь по мере необходимости в большей степени рыцарем, нежели монахом.
Братья часто о чем-то разговаривали, поглядывая на странные телеги, но о чем – не слышал никто. Армия шла быстро, пусть она не была столь уж большой, но Анри был уверен в каждом человеке, пошедшем за ним. Мальвани ничего не скрыл, рассказав и о гибели Шарля, и о том, как это произошло. Потом маршал предложил всем, кто хочет уйти, уйти немедленно, получив свои деньги. Деньги, к слову сказать, были из Малве, и солдаты это знали. Ушли немногие, остальные проводили их угрюмым взглядом, а потом какой-то молодой нобиль вдруг взял да и стянул волосы на затылке синей лентой. Оказалось, в Мирии так поступают родственники убитых, объявляя кровную месть. Вскоре вся молодежь щеголяла конскими хвостами. Ветераны были более сдержанны, но и их мысли и намерения были очевидны. Армия шла мстить, и мстить жестоко. Даже неизбежные бивуачные шутки и то вертелись вокруг того, что и как сделают с «лумэновскими ублюдками». Когда же разведчики доложили, что армия Фарбье находится в полутора диа пути, люди и вовсе замолчали, но по нехорошему блеску в их глазах было ясно, что, если Мальвани понадобятся пленные, маршалу придется очень постараться, чтобы заполучить кого-нибудь живьем.
Разведчики были не нужны. Путь Агнесы и ее наемников можно было проследить по сожженным деревням. Ифранские родственнички не спешили помочь воинствующей королеве аурами, и она расплачивалась с эскотцами и фронтерцами натурой. На землях сторонников Тагэре грабили явно, если же приходилось идти по местам, почитающимся лумэновскими, иноземные вояки творили то же самое, но под покровом ночи. Королева же никаких бесчинств, разумеется, «не замечала».
Один из мелкопоместных нобилей, успевший увести людей и скотину в овраги, так что все остались живы, хоть и без крова над головой, видел войско Агнесы совсем близко, оно было сыто, хорошо вооружено и весело. Арцийцев не так уж и много, все больше наемники, но, видать, умелые. Парень прикинул, что их никак не меньше сорока тысяч.
Впрочем, лучшего вербовщика, чем Агнеса, у Тагэре не было и быть не могло. Ненависть к чужеземке захлестывала Арцию, и людей у молодого короля прибавлялось не по дням, а по часам.
Филипп Тагэре ехал впереди своего войска под королевской консигной, но рядом вздымались орифламма Тагэре и личная сигна молодого монарха – белый сокол в кольце, образованном путами для лошади. Рядом горделиво выступал рыжий иноходец Рауля ре Фло.