Кровь Заката

Отец бы никогда не позволил, чтоб ему прилюдно натягивали чулки и застегивали башмаки. И он не позволит. Завтра же все эти одевальщики и подавальщики узнают, что Его Величество намерен одеваться, причесываться и доносить ложку до рта самостоятельно. Когда шла война, к нему никто не лез со всякими церемониями, и он не собирается портить себе жизнь больше, чем необходимо. Проклятый, а это еще что такое?!

Филипп Тагэре в изумлении уставился на огромного наглого котяру, взиравшего на молодого короля с видом академика, экзаменующего нерадивого студиозуса. Очевидно, нахал с веток здоровенного каштана, торчавшего под окнами, перепрыгнул на карниз, а оттуда сиганул в комнату. Похоже, именно этот кот или же его родич послужил причиной пресловутого безумия Пьера. Неудивительно, что бедняга спятил, увидав среди ночи эдакое страшилище. Филипп был не из робких, но под изучающим взглядом горящих желтых глаз ему стало не по себе.

– Эй, ты, – прикрикнул на кота Его Величество, злясь на самого себя и свой почти страх, – а ну-ка проваливай, откуда пришел!

Тварь сморщила нос и, презрительно дернув лапой, медленно подалась вперед, демонстративно принюхиваясь. Эта наглость переполнила чашу королевского терпения, и Филипп вскочил с явным намерением вышвырнуть котяру через то самое окно, в которое тот залез. Но король опоздал, зверь, еще раз неодобрительно дернув лапой, спрыгнул на пол и исчез то ли под кроватью, то ли за резным палисандровым бюро. Взбешенный Филипп не поленился заглянуть и туда и туда, но ночной гость, видимо, знал эту комнату лучше ее законного владельца, он как в воду канул. Видимо, пока король ползал на коленях, пытаясь что-то рассмотреть в угольной черноте, кот успел перескочить через подоконник и раствориться в ночи.

Проклятый

Ему удалось убедить Геро, хоть и не сразу, к счастью, она умела и слушать, и думать. Сначала Эстель Оскора стала ему другом, а теперь они еще и союзники, такого в его жизни еще не было. Вернее, было, но давно, в той жизни, о которой он почти забыл. В ту пору он и представить не мог, что спустя тысячелетие люди станут ему молиться и его же проклинать, хотя он не заслужил ни того, ни другого. Хотя не разыщи его Герика, он бы так и не вспомнил о том, ради чего ему была дарована новая жизнь. Вот тогда его бы стоило проклясть. Эрасти не заблуждался ни на свой счет, ни в отношении происходящего. Скоро и его силы и умение, и то, на что способна Эстель Оскора, понадобятся в полной мере, и никому не известно, чья возьмет. «Четыре шага до Последнего Греха, и первый сделал ты», – сказал умирающий Анхелю. Ларэн говорил, что незадолго до их встречи он и Залиэль почувствовали какое-то смутное беспокойство, которое, собственно говоря, и погнало Ларэна в дорогу. Эльфа словно бы тянуло к себе Кольцо Анхеля, хоть Ларэн и понятия не имел, что же он ищет.

Лунный король стал невольным свидетелем сначала предательства, затем казни. Церну эльф спас, поддавшись чувству сострадания, не представляя, что в израненном резестанте обретает того, кого искал так долго. О Кольце Анхеля, которое он, как мог, оценил, наблюдая за палачами, Ларэн мог сказать лишь то, что сама вещь оказалась на удивление обыкновенной, хоть и несла на себе странный и неприятный отпечаток. Тогда Лунный не счел нужным добыть запятнанный перстень, да и Эрасти постарался забыть о «подарке» друга, и это ему почти удалось. Потом судьба несколько раз забрасывала Церну в Мунт, но у него не было ни малейшего желания рассматривать в иглециях собственное лицо, подправленное клириками, а главный храм, в котором верующие имели возможность созерцать его руки, и подавно вызывал отвращение. Если бы не очередная ссора с Циалой, он бы туда и не пошел.

Это был их первый разрыв. Циа обрушила на него множество упреков, половины которых он просто не понял. Тогда ему и в голову не приходило, что она может лгать, изворачиваться, просить прощения, снова оскорблять, требовать, уходить и возвращаться. Он решил, что это конец. Она его бросила, ему же остается лишь завершить начатое дело и, если он при этом уцелеет, подумать, как оборвать ставшую ненужной жизнь. Оставаться поблизости от Циалы, но не с ней, он не мог. Гордость не позволяла ползать перед ней на коленях, умоляя вернуться, тем более ее возвращение после всего, что она выплеснула ему в лицо, казалось невозможным. И он решил отправиться к Месту Силы, о котором говорил Ларэн.