Кровь звёзд. Мутанты

Конрад прокладывал себе дорогу в месиве тел, которых становилось все больше и больше. Он прикинул: ему нужно пройти еще два сада, настоящая драка начнется лишь на лестницах, надо пройти в самом широком месте внутреннего двора и мимо охраны…

И снова Искандер сражался бок о бок с ним, воскрешая как бы старую легенду о рыцаре в образе льва… Монферрат погладил дымящуюся гладкую шкуру, поймал теплый взгляд, где кипел золотой песок, «преданность животного»… Бой переместился на лужайку, где росли белые фиалки и дикий сельдерей, у самой колоннады. Весь дворец проснулся и шумел, как море. Вдруг, перекрывая волны криков, потрескивание огня, который охватывал гобелены, мебель из редких пород дерева, раздалось пронзительное мяуканье, от которого задрожал огромный золотистый лев и поднялась его пышная грива.

Из рощи появился извивающийся как будто в танце зверь с темными полосами на шкуре. Казалось, что он играл, вытягиваясь почти у самой земли. На мгновение он оказался один на один перед воинами посреди опустевшего сада, залитого серебряным лунным светом; маленькие острые уши зверя дрожали.

«Тигрица», — сказал себе Конрад.

Он видел подобных животных на репродукциях и в фильмах и знал их жестокость.

«Искандеру придется туго!»

Но, обернувшись, он увидел приготовившегося к прыжку огромного льва, который замер на месте и тяжело дышал. Там, на поляне, тигрица наблюдала за ним своими фосфоресцирующими зелеными глазами, как будто вызывая на поединок. Последовало протяжное мяуканье; оно, казалось, означало: «Иди сюда. Оставь эти людские дела. В пустыне ночь красная и жаркая, с финиковых пальм падают цветки, и мы вдвоем будем танцевать под зеленой луной. Иди, мои бока гладки, а шкура моя мягка, как трава в девственном лесу. Мы пойдем по песку, и я приведу тебя к руслу пересохшей реки, где я знаю берлогу, в которой будут укрываться ночью наши полосатые и золотистые малыши…»

По крайней мере именно это слышал Конрад в ее рычании. А Искандер?

Появление тигрицы разве не напомнило ему глубокие ночи над океаном, скалистые берега, где бродят большие свободные львы и золотистые львицы играют со своими малышами?

«Иди, оставь людей убивать друг друга только ради удовольствия, не ради вкуса плоти…»

В ложбине, усеянной бледными венчиками цветов, тигрица ползла с грациозностью змеи. Вдруг длинная, казавшаяся бронзовой тень взмыла вверх в невероятном прыжке. Когда Искандер вернулся к своему хозяину, опасное животное лежало на земле со сломанным позвоночником. Черная кровь окропила цветы.

— Спасибо за урок, друг, — сказал Монферрат.

Однако этой задержки всего на несколько мгновений было достаточно, чтобы мрачный, внезапно разбуженный Абд-эль-Малек сам повел своих янычар в бой.

В первый раз они стояли друг против друга и чувствовали, как растет в их сердцах тяжелая и холодная ненависть. Абд-эль-Малек был без лат, в своем черном халате, который развевался, как крылья иблиса. Конрад выходил из сна, который завершился кошмаром; он ощущал во рту горечь, но снова был самим собой, астронавтом высочайшего класса, направленным на задание не для того, чтобы сражаться с соперниками, а чтобы изменить судьбу планеты.

— Сын пресмыкающейся собаки! — закричал усмаелит, поднимая мрачное лицо. — Иди же, померься силой с настоящими воинами Терваганта! Здесь бой будет честным и до смерти… Здесь тебе не помогут твои чары!

— Мой отец не имел удовольствия знать твою мать, — вежливо ответил Конрад. — Иначе он, наверное, взял бы ее в свору своих собак. — Он сам удивился, до какой степени легким оказался оскорбительный язык Анти-Земли. — Но ты все же отличный воин, и я хотел бы сохранить тебя твоему народу. Отойди в сторону!

— Иди сюда, если не боишься! Но твоя кровь остыла от подлости!

— Абд-эль-Малек, твоя кривая сабля слишком коротка, бой будет неравным. Отойди в сторону, если хочешь служить своей повелительнице!

— У меня нет повелительницы. У меня ее никогда не было и никогда не будет. Целовать пятку женщине достойно только христианина!

— Даже пятку жены халифа? Ты любишь ее, признайся.

— Я ненавижу ее! Я раздавил бы ее, как пламя в пепле, если бы держал ее…

— О! Тогда…

И мужчины как герои Гомера двинулись навстречу друг другу. Однако первую расщепляющую материю струю землянин послал над головой Абд-эль-Малека: Устав Свободных Светил запрещал «грубо обращаться с жителями других планет из-за причин личного характера.»