Кровь

— Путь к победе извилист, мог бы сказать историк. Но солдат говорит: нет! Путь к победе прям! Победа в нас, в наших сердцах, преданных Вождю, а павшие герои Сталинграда взывают к нам: «Победите! Любой ценой!..» Павшие герои…

Голос его упал, мука страдания была в нем — оттого, что бессильны голосовые связки выразить святую мысль.

— …герои… Последним самолетом из Сталинграда прилетел обмороженный солдат с облитой кровью сумкой. В ней, продырявленной пулями, лежали письма тех, кто до конца выполнил долг перед Вождем и отчизной. Эти письма с трепетом будут читать потомки. Эти письма… — Вислени выжидал, растягивая паузу и смотря куда-то в даль зала… — Эти письма…

Что-что происходило там, куда смотрел Вислени, и все стали осторожно поворачивать головы к центральному проходу. Два офицера — под лучами вспыхнувших прожекторов — шли, направляясь к трибуне, шли не парадным, но и не строевым шагом, шли словно по минному полю, замедленно и строго один за другим. Первый на вытянутых руках нес неопределенного цвета сумку, держа ее бережно, как на похоронах подушечку с высшим государственным знаком отличия. У оркестровой ямы офицеры разделились, поднялись на сцену справа и слева, а затем сошлись у трибуны.

Сумка легла перед Вислени. Потянув ремешок, он раскрыл ее и наугад, не всматриваясь, вытащил что-то, оказавшееся конвертом.

— «Дорогой друг! — проникновенно читал Фридрих Вислени. — Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых, потому что немцы в плен не сдаются, а я — немец… Треклятый ветер! Он задувает свечку. Карандаш выпадает из моих стынущих пальцев, близится час русской атаки. Я сказал командиру батальона, — ты знаешь его, это Эбергардт Риттенберг, тот самый, ну, помнишь, он первым ворвался в Киев… Я сказал ему, что русские здесь не пройдут, и — клянусь тебе! — они не пройдут…»

Прочитав еще три письма (в одном из них была подпущена острота о туалетной бумаге, которую почему-то не доставили самолетом), Вислени извлек из сумки коробку, обляпанную чем-то ржавым, и наградил пятерых офицеров Железными крестами, теми, которые предназначались воинам окруженной армии Паулюса и воинами же были отправлены обратно, чтоб командование вручило их более достойным. Затем трибуна и сцена погрузились во мрак, а торжественно-безмолвный зал осветился.

Намечался, однако ж, дополнительный сеанс — для солдат, и солдатня властвовала в полуподвале, шлепала официанток по пышным задам и глушила пиво, ничуть не хуже того, что в буфете для офицеров двумя этажами выше, где официантки — с задами менее пышными — пересчитывали тарелки, ножи, вилки, протирали их и укладывали в ящик, негромко переговариваясь. «Подумать только — посылки не принимают!» — «А что толку?.. Все равно будут лежать на складе, бандиты каждый день мосты рвут… Управы на них нет».

— Эти русские — сплошные свиньи. Представь себе, украли две штуки хлеба!

— Я их не очень осуждаю: война, голод, воспитание…

— Все равно — свиньи, свиньи, свиньи!..

В полуподвале уже вспыхнула ссора, когда прокричали команду. Солдаты ринулись наверх. Их ожидала проникновенная речь Вислени, прочтение им с трибуны сталинградских писем и награждение кое-кого (по утвержденному и согласованному списку) Железными крестами. До проноса боевых реликвий — тридцать минут, не меньше, и в офицерский буфет вошли ассистенты Вислени, хранители сумки, видневшейся в глубине комнаты, отведенной им для отдыха. Обоим лет по двадцать пять, оба в самом распространенном офицерском чине — старшие лейтенанты, то есть по службе не продвинулись, что не могло в зале не вызывать к ним симпатий. Тот, кому доверили пронесение сумки, — с черной повязкой на левой глазнице, у его сотоварища правый рукав кителя был пуст и подколот. Многочисленные кресты и значки на кителях (полевых, а не парадных!) напоминали об участии ассистентов во всех кампаниях — от Франции до Сталинграда, где они бились в рукопашных боях, выдерживали артиллерийские атаки, стоически мерзли в окопах, подбивали танки, захватывали плацдармы и штурмовали, штурмовали, штурмовали… (Кое-кто в зале знал, что один из ассистентов был награжден редкостным — в форме восьмиконечной звезды — орденом Немецкого креста 1-го класса, но не носил его по настоянию Вислени, который здраво рассудил: на кителе — по уставу — можно разместить шесть наград, для Немецкого креста 1-го класса место есть, но эффект от него будет отрицательным: передний край, всегда во всех армиях обделяемый, не поверит в героизм и мужество ассистентов, решит, что кресты — от близости к штабам.)