Кровавая фиеста молодого американца

— Я никогда не расстреливаю солдат регулярной, армии. Их заставляют служить насильно… А это — колорадос. Ты видел, что они здесь натворили?… Если бедный пеон добровольно идет убивать своего брата — пеона, разве можно такого жалеть? — он отвернулся и пошел к центру арены.

Пустырь на окраине городка. Здесь, у глубокого рва, лежат ничком полтораста голых солдат-колорадос.

Майор Чава Гонсалес смотрит на них, медленно проворачивая барабан револьвера.

Он должен сейчас осуществить кару во имя клятвы, данной им своему замученному отцу: но что-то мешает ему. Тогда Чава вдруг спрыгивает с коня, и чудовищная боль в еще незаживших ногах заставляет его мучительно сморщиться… Бинты, обматывающие его ступни, начинают постепенно пропитываться кровью, а Чава, ступая вдоль строя лежащих ничком колорадос, стреляет им в затылки, с ненавистью считая:

— Триста сорок один… триста сорок два… триста сорок три…

На арене матадор Луис Леон движется с профессиональной осторожностью, а Вилья, упрямо и неуклюже, как тот же бык, ходит медленно, зато его торс и руки очень подвижны. Вилья идет прямо на разъяренное животное и, сложив плащ, дерзко, хлопает его по морде. Начинается опасная забава.

Но вот бык упирается лбом в спину Вильи, бешено толкает его перед собой по арене.

Вилья изворачивается, хватает быка за голову и, весь обливаясь потом, борется с ним, и тут человек шесть компанерос хватают быка за хвост и оттаскивают его назад, а он ревет и роет копытами землю.

Вдоль шеренги лежащих пленных колорадос шаг за шагом ступает Чава Гонсалес. Бинты на его ногах красны от крови. Видно, с каким чудовищным напряжением дается ему каждый шаг. Но он все равно нажимает на спуск револьвера и считает:

— Четыреста тридцать четыре… четыреста тридцать пять… — и вдруг, больше не выдержав, он падает на землю и, швырнув револьвер, говорит:

— Текильи!

Ему подносят бутылку. Чава только успевает сделать глоток, как снова появляется солдат во фраке и говорит:

— Чава, „Красавчик“ скрывается на асиенде у своей матери!

Отшвырнув в сторону бутылку, Чава кричит:

— Коня!

Солдаты, бережно подняв его с земли, садят в седло.

На импровизированной арене продолжается коррида. В холку быка втыкаются шпаги и даже сабли. Он ярится и ревет, бросается на всех, и снова Вилья хлещет его по морде красным плащом, и снова борется с ним, пока обливающегося кровью быка снова не оттаскивают друзья генерала.

Джек и Гино, все позабыв, наблюдают за этой игрой. Наконец, быка убивают, и Вилья довольно и весело кричит всем присутствующим:

— Можете взять его себе на ужин!

Асиенда и помещичий дом Эллен Аредондо.

В большой зале, где недавно обедал Джек в день ангела хозяйки, теперь за столом сидит важный Чава Гонсалес. Забинтованные — ноги его покоятся на кресле рядом. Здесь же сидят и его младшие братья, также с замотанными тряпьем ногами. Здесь же сидят и его кавалеристы, и пеоны сеньоры Аредондо, и слуги ее. К стенам прислонены винтовки, седла. На полу валяется и прочая амуниция кавалеристов.

А за окном, на дереве, покрытом огромными букетами красных цветов, привязанный за ноги к суку, висит капитан Анастасио Аредондо по прозвищу „Красавчик“… На хорах оркестр играет вальс „Над волнами“.

В залу ввели донью Эллен Аредондо. Потрясенная случившимся, она все равно держалась с достоинством.

Чава Гонсалес при общем молчании долго смотрел на нее и потом сказал:

— Слушай, сеньора, эти люди тебе служили всю жизнь» Сейчас ты будешь ухаживать за ними и подавать им пищут.

Эллен Аредондо с презрением посмотрела на него..

— Нет, брат, ты этого не дождешься!

Чава усмехнулся и стал крутить барабан своего револьвера.

— Тогда я застрелю тебя рядом с твоим сыном.

— Я только этого и хочу, — ответила донья Эллен. — Грязный убийца! Скотина!

— Грязный убийца твой сын. Тебя прокляли всё женищны Мексики за то, что ты родила его…

Он поднял револьвер. Наступило гробовое молчание. Даже музыканты перестали играть. Эллен Аредондо, не дрогнув, с презрением смотрела на Чаву.

— Играть! — крикнул он музыкантам, и снова полились тихие звуки вальса.

Чава весь напрягся на секунду и вдруг бросил револьвер на стол.

— У меня палец устал нажимать на спуск, — сказал он. — И потом — мы не воюем с бабами, как твой сын.

— Мои соотечественники все равно отомстят тебе, бандит, — сказала миссис Аредондо.

Чава снова усмехнулся.

— Я отпускаю тебя. Уезжай… Граница недалеко. Я даже скажу тебе пароль: «Мадеро»! Этот пароль будет действовать до восьми вечера, и пеняй на себя, если ты задержишься!..

По равнине двигалась конная армия Вильи. Бок о бок ехали шагом Джек и Лонгинос Терека. Последний, улыбаясь, говорил:

— Теперь мы с тобой компадрес и всегда будем вместе. Я повезу тебя к своим, и мой отец назовет тебя моим братом. Я покажу тебе золотые прииски испанцев, самые богатые в мире. О них никто, кроме меня, не знает. Мы вместе начнем их разрабатывать, хорошо?… Мы с тобой разбогатеем, да?

Он улыбнулся своей обаятельной улыбкой щербатого, как у ребенка, рта, и Джек, растроганный, ответил.

— Спасибо, Гино!