Кровавая гостиница

Наступило минутное молчание, которое было нарушено взволнованным голосом почтенного хозяина гостиницы:

– Я, верно, плохо расслышал! Вы едете в Виттель? Полно! Это невозможно!

– Но я еду именно туда, черт возьми! Вы отлично меня поняли, любезный, я еду в местечко неподалеку от Виттеля. Отчего это вы засомневались и что может быть в этом удивительного? — изумился он.

Во время этого разговора бывший поваренок короля Станислава снова принялся за отложенную им было птицу. Категорическое заявление путешественника о том, что он направляется в Виттель, окончательно сразило почтенного хозяина гостиницы и заставило забыть о необходимости дощипать крылышко утки.

Конюхи, окончив свои дела у дилижанса, обступили приезжего и стали громко отпускать замечания относительно услышанного:

– Еще один, с которым скоро сведут счеты.

– Как с теми…

– Совсем сгинет… как в воду канет!..

Кондуктор Колиш, в свою очередь, счел своим долгом сказать:

– Все та же история…

В это время из окна нижнего этажа высунулись две женские головки. Дамы, внимательно рассматривая проезжего, восклицали одна за другой:

– Бедный молодой человек!

– Как его жалко!

«Бедный молодой человек» слушал все эти разговоры и озирался вокруг со все возрастающим удивлением.

– Но, — обратился он к Антуану Ренодо, — надеюсь, вы объясните мне, что означают все эти возгласы?

Хозяин гостиницы открыл было рот, чтобы ответить, но другой путешественник его опередил.

– Господа, — решительно проговорил он, — довольно болтать на площади под палящим солнцем! Я его не боюсь, Бог свидетель, — мы с солнцем старые друзья по Италии и Египту: в Арколе, в Риволи, в Гелиополисе оно меня достаточно пожгло… Но дело в том, что мы толковали о завтраке, о бутылке вина… Я не стану от вас скрывать, что желудок мой совсем пуст…

Эта тирада была произнесена громким голосом, каким обыкновенно говорят люди военные, привыкшие повелевать, но тем не менее так добродушно, что его попутчик ничуть не обиделся и, вежливо поклонившись, ответил:

– Вы правы, гражданин… Я невольно заинтересовался этими таинственными намеками и забыл…

– Что пора поесть и выпить, не правда ли? Пока вы спали сегодня утром на станции во Флавиньи, я уже подкрепился немного… и все же не стоит медлить. Если вы остаетесь здесь, у вас будет достаточно времени наполнить желудок, тогда как у меня всего час, чтобы набраться сил и снова сесть в эту колымагу до Эпиналя.

Второй путешественник обратился к хозяину гостиницы:

– Мэтр Ренодо, попозже я попрошу вас разъяснить то, что здесь услышал, а сейчас мы поспешим убедиться, так ли хорош у вас стол, как и кровать.

Возвращенный к действительности, бывший люневильский повар в отчаянии вскрикнул:

– Боже мой, пока мы здесь болтаем, жаркое совсем сгорит!

– Снимите же его скорее с вертела, — вмешался первый путешественник.

– Что вы! Чтобы оно было подано к столу холодным?!

– Вы можете снова его подогреть…

Антуан Ренодо укоризненно покачал головой:

– Это же против всех правил искусства! Как бы я себя упрекал за это, как бы краснел от стыда!

– Господи, но раз мы сами будем его есть, я надеюсь, что…

– Это не имеет значения, — отрезал трактирщик. — Ваш желудок переварит жаркое, а моя совесть — нет.

– В таком случае поступайте как считаете нужным, друг мой, — сказал второй путешественник, чтобы закончить прения.

– Ничто на свете, — наставительно произнес хозяин, — не могло бы заставить меня с удовольствием съесть разогретого цыпленка.

II Республиканский драгун и бурбонский стрелок

Пока путешественники удовлетворяют свой аппетит, мы поближе познакомим читателей с этими двумя персонажами, которым суждено сыграть значительную роль в нашем рассказе. На вид как одному, так и другому было, казалось, не больше тридцати лет. Тот, что первым вышел из дилижанса, был облачен в походную форму тех знаменитых драгунов, которые в значительной мере способствовали победе при Маренго, а вскоре после этого были переименованы в Императорскую гвардию. На обшлагах его рукавов блестели галуны квартирмейстера, [4]геройски выдержавшие сырость дождя, пыль дневок и клубы порохового дыма в сражениях.

Этот солдат своим высоким ростом, осанкой, прямой, как шпага, оставленная им в дилижансе, загорелым лицом, широкими плечами и выпуклой, как кираса, грудью олицетворял тех храбрых кавалеристов, которых пруссаки во время войны называли железными всадниками.

Удивительное добродушие, отражавшееся в чертах его лица, смягчало первое впечатление от вида этого бравого молодца. Густые пышные усы скрывали благодушную улыбку, никогда не сходившую с его пухлых губ. В глазах, сверкавших отвагой и мужеством, светилась вместе с тем беспечная веселость.