Кровавая гостиница

– То очевидно, что произошло какое-то преступление. Итак, гражданин Тувенель, я именно затем и пришел, чтобы сообщить вам об этом странном исчезновении и донести на, вероятно, совершенное преступление.

– Возможно ли это?

– Я узнал об этом вчера вечером, у сестры моей, в Армуазе.

– А я только сегодня утром подготовил донесение моему непосредственному начальнику, гражданину Помье в Мерикуре, который сам немедленно сообщит обо всем в Эпиналь.

Филипп выразил свое удовлетворение.

– Вот это славно! — воскликнул он. — И поскольку вы уже приступили к расследованию, о чем я и пришел вас просить, то и мне, значит, можно начать поиски.

Потом, ударив себя ладонью по лбу, он спросил:

– Но кто же, черт возьми, мог сообщить вам о деле?..

– Как кто? Люди, которых наш эмигрант предупредил о своем возвращении, которые тщетно ждали его и видя, что он все не появляется, конечно, встревожились, стали узнавать, искать, обегали округу, совались туда-сюда и, наконец, убедившись в бесполезности поисков, обратились со своими подозрениями к правосудию.

– И эти люди?..

– Вдова и дети покупателя замка Армуаз, его нынешние владельцы, которые вступили в переговоры с молодым маркизом о перепродаже ему отцовского достояния…

– Их имя?

Судья хотел уже ответить, когда второй посетитель приблизился к ним и, прикоснувшись к руке офицера, проговорил:

– Черт возьми! Это вовсе не тайна. Их имя — имя отца моего, Жака-Батиста Арну, умершего хозяина виттельской гостиницы под названием «Кок-ан-Пат». Дело Жака Арну продолжает его семейство: моя мать, мои братья, сестры и я.

Филипп не был сыщиком по призванию… И лицо старшего сына Агнессы Шассар… по крайней мере то выражение, которое оно приняло для этого случая, дышало такой непроницаемой невинностью, что о него разбилось бы любое подозрение.

Однако при виде его в душе достойного лотарингца инстинктивно зародились странные чувства отвращения и недоверия… Что, если хозяева «Кок-ан-Пат» имели какое-то отношение к смерти Гастона?.. Храбрый солдат не мог скрыть своих ощущений. Выражение лица и голос его стали суровы, когда он спросил у крестьянина:

– Так это вы купили замок и земли наших господ?

Такое очевидно враждебное обращение тем не менее не нашло отклика в неподвижных тусклых глазах Жозефа Арну.

– Мы или кто-то другой — какая разница, если они продавались? — ответил он спокойно и, взглянув в лицо офицера, прибавил: — Я полагал, что вам должно быть это известно, гражданин Готье, ведь ваши покойный отец и сестра наверняка говорили вам, что эта покупка не принесла никому вреда.

Этот хитрый ответ напомнил поручику об услуге, оказанной сторожу и его дочери покойным трактирщиком и его наследниками.

– Правда, — произнес он не без смущения, — со вчерашнего вечера столько событий произошло, столько всего свалилось на мою голову, что я совсем не подумал об этом; а я ведь обязан вашей семье тем обстоятельством, что застал сестру мою в доме, где мы родились, где жила наша мать и где скончался мой отец…

Крестьянин пожал плечами:

– Благодарить меня не за что. Люди созданы для того, чтобы друг другу помогать. Покойный лесничий и его дочь любили свой павильон и остались в нем жить; это не сделало нас ни беднее, ни богаче. Лесничий всегда имел репутацию честнейшего человека, а девица просто святая. Наша Флоранс, которую она воспитала как свое родное дитя, называет ее своей милой матушкой, и я нередко думал, что только один принц достоин иметь такую супругу… А теперь, если вы полагаете, что хоть сколько-нибудь обязаны нам, пожмите мне руку — и будем в расчете.

Филипп Готье в высшей степени чтил память о добром отце и любил сестру всей душой. Искренний и почтительный отзыв трактирщика об этих двух дорогих его сердцу существах глубоко его тронул… Натуры пылкие и великодушные подвержены переменам быстрым и неожиданным… Предубеждения поручика почти испарились… Он уже упрекал себя, что мог заподозрить Жозефа Арну хоть на минуту.

А тот продолжал:

– Бывали времена, когда сидели на школьной скамье и обращались друг к другу на «ты», и какими были приятелями!.. Теперь же, став известным лицом, с отличиями, с чином и со всем, что из этого следует…

Филипп протянул ему руку.

– Вы навсегда останетесь моим товарищем, Жозеф, — сказал он приветливо.

Трактирщик энергично пожал руку поручика:

– Давно бы так! Вот это радость! Ведь не виделись так долго!..

И его неподвижное лицо оживилось прекрасно разыгранным удовлетворением.

– Так вы не узнали меня, когда вошли в эту комнату? — продолжал он с улыбкой. — А я вас сразу узнал… Конечно, сестра нам сообщила, что вы вернулись…

Потом, громко рассмеявшись, Арну продолжил:

– А знаете ли, поручик, по выражению вашего лица, когда вы обратились ко мне, я на минуту подумал, что вы готовы обвинить меня в убийстве маркиза…