На самом деле он влюбился в ее постоянство. Ее надежность. Ее «всегда-рядом-когда-ему-нужно» и ее доброту… но еще больше в тот факт, что она никогда, ни при каких обстоятельствах не осуждала его. Он рассказывал ей о вещах, которые заставляли его чувствовать себя жалким, о том, что пугало его. Говорил о кошмарах и демонах в своей голове. О ненависти своего отца к нему и отстранённости матери, о своем пристрастии к наркотикам и алкоголю, к вампиршам и человеческим женщинам.
И все же она была на его стороне. Она не думала о нем плохо, несмотря на всю его грязь.
К слову о семейных проблемах. Он никогда не чувствовал такую поддержку от родных или Глимеры. Всегда хранил свои секреты при себе, и не потому, что они были странными, шокирующими или извращенными, а потому, что некому было довериться. Всем плевать. Никто не принимал его таким, какой он есть, и не прощал ему его несовершенства.
Вот почему он любил ее.
По сути, дело не в самой Пэрадайз.
Скорее в том, в чем он нуждался.
Какое-то время Пэрадайз была яркой краской на полотнах его существования, компасом в кармане, выключателем, который он мог нажать, когда хотел света в кромешной тьме. Ее добрый характер спасал его, хотя, в действительности, он тут не при чем, она помогла бы любому, в этом ее суть.
Пэрадайз никогда не привлекала его в сексуальном плане.
Пэрадайз никогда не была для него такой, как Ново. Ново — это пылающий костер, в который ему хотелось прыгнуть. В костюме покорителя огня с переносным бензобаком на спине.
Нет, он пялился на Пэрадайз, потому что оплакивал потерю этой тесной связи, из-за чего он снова вернулся в мир позолоченных рамок, фальшивых улыбок и отсутствия привязанностей.
Порой благодарность легко принять за любовь. Эти чувства были очень теплыми и непреходящими. Но первое больше о дружбе, а второе же… совсем другое дело.
И по какой-то причине он почувствовал мощную нужду объяснить все это Ново.
Отвернувшись, Пэйтон потянулся к двери. Он уже собирался выйти, как в эту секунду…
Пэйтон отпрыгнул.
— Оу.
— Прости, — тихо сказала Ромина.
Молодая женщина была бледна, ее трясло, когда она стояла перед ним и словно в паранойе все время оборачивалась, как мышь, убегающая от кота.
— Мне нужно переговорить с тобой наедине. — Она вцепилась в него взглядом. — У нас мало времени.
Глава 17
Сэкстон закрыл дверь, чувствуя слабое сопротивление панели.
«О, как же ты красив», подумал он, заметив румянец Рана и его опущенный взгляд. Несмотря на огромную силу, заключенную в этом теле, в нем чувствовалась некая уязвимость, из-за которой хотелось предложить мужчине безопасную гавань. С другой стороны, такие люди всегда были слабым местом Сэкстона.
— Прости меня, — прошептал Ран.
— За что? — Сделав вдох, Сэкстон задержал в своих легких его восхитительный запах. — Почему ты извиняешься?
— Я не знаю.
— Нет ничего страшного в том, что я нравлюсь тебе. Абсолютно. Посмотри на меня. Давай… подними глаза.
Казалось, прошла вечность, прежде чем этот сияющий взгляд встретился с его.
— Я не знаю, что делать, — прошептал Ран. Вот только его взгляд не сходил с губ Сэкстона.
«О, нет», — подумал Сэкстон. «Все ты знаешь».
Но это было не в природе Рана — брать все в свои руки. К счастью, Сэкстон знал, как это исправить.
— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал, — тихо произнес он. — Просто чтобы узнать, каково это. Чтобы больше не задаваться этим вопросом.
Все это не вызывало сомнений. Ответом на эти вопросы послужило сексуальное напряжение, что мгновенно возникло между ними, словно стена огня, которая обещала растопить их тела… и, возможно, души.
Только вот Ран посмотрел в сторону двери.
Сэкстон вздохнул.
— Никто не узнает. Я обещаю.
Печально, что пришлось убеждать в этом мужчину, словно они собирались сделать что-то грязное, что заставит других изменить свое мнение о них или заставит их чувствовать себя хуже, чем они есть… но не было причин для наивности. Подавляющее большинство гражданских, вроде Рана, имели гораздо более консервативные взгляды на подобные вещи, нежели аристократы. Глимере была присуща толерантность другого типа, если, конечно, ты собирался связать себя узами брака с особой женского пола, зачать пару наследников и никогда не заявлять открыто о своих пристрастиях.
Ничего из этого Сэкстон делать не собирался в угоду своему отцу и кровной линии. Именно по этой причине они отказались от него.
Заботясь об уединении, он наклонился в сторону и задернул шторы, огромные полосы темной ткани скользнули на место, закрывая их от внешнего мира, создавая атмосферу интимности.
— Никто не узнает, — прошептал он, несмотря на растущее в груди разочарование.
В ответ Ран протянул дрожащую руку… только чтобы остановиться у рта Сэкстона.
— Ты этого хочешь? — выдохнул Сэкстон.
Ран опустил руку.
— Да.
Сэкстон подошел вплотную, но не слишком близко, выдерживая расстояние между их грудными клетками. Затем обхватил лицо Рана.
Тело мужчины дрожало, гора мускулов и тяжелых костей приготовилась рвануть с места, но вот куда, он него или к нему… этого Сэкстон не знал.
— Я не причиню тебе вреда — поклялся Сэкстон. — Обещаю.