Кровавая карусель

И только немцы выгодно отличаются от других тем, что всегда довольны своими правителями. История движется по германской земле слишком сонным шагом. Дух свободолюбия угас. Торжествует дух рабства.

И все же, вопреки тирании, и здесь вспыхивают искры мятежа. Иногда им удается прорваться наружу сквозь трещины в твердой почве. Сила их не велика, они быстро гаснут, рассеянные холодным ветром. Но они существуют. И тот, кто умеет видеть, обязательно их приметит.

Что подразумевали современники Шиллера под искрами протеста? Чью месть имел в виду поэт, когда в юношеских стихах предупреждал:

Сквозь камзолы, сквозь стальные латы —
Все равно! — пробьет, пронзит стрела расплаты
Холодные сердца!

…Их было много — лесных братьев, справедливых и отважных.

Наиболее популярный из них, причем едва ли не самый древний «по рождению», бессмертный англичанин Робин Гуд. В Словакии бился за правду юнак Яношек и его удальцы Угорчик, Суровец, Ильчик. Итальянцы чтят Фра Дьяволо (подлинное его имя — Микель Нецца). Любимцем японцев издавна являлся Исикава Гоэмон, защитник слабых, — он вошел в фольклор и драматургию. В Китае с давних времен известен бесстрашный Дао Чже, совершавший дерзкие набеги на земли феодалов. Французы славят капитана контрабандистов, лихого парня Мандрена, воевавшего со сборщиками податей. Венгры воспевают «доброго разбойника» Зельда Марци. Защитником закарпатских крестьян стал Олекса Довбуш. В Силезии — гайдук Новак. На севере Германии в XIV веке наводил страх на купцов и богатеев знаменитый Клаус Штертебекер.

Образ честного человека, ставшего разбойником, чтобы вершить справедливость, издавна живет в фольклоре; известен он и по многим литературным произведениям.

На страницах книг он возникал как эхо действительных событий. Таков, к примеру, Ринальдо Ринальдини. Похождениями смелого и великодушного, дерзкого и благородного Ринальдо зачитывались не только немецкие барышни, но и солидные бюргеры. Многочисленные «разбойничьи» романы об этом атамане, созданные писателем Вульпиусом в конце XVIII века, буквально поглощались читающей публикой. Смельчак, творящий праведный суд, владел вниманием и русского читателя. Помните, как удалой Ринальдо одновременно восхищал и приводил в трепет Анну Григорьевну — гоголевскую «даму, приятную во всех отношениях»? Имя его мелькает и на страницах пушкинской повести «Дубровский», где князь Верейский сравнивает ее героя с немецким разбойником. Впрочем, у русского атамана были свои, отечественные, вполне реальные прототипы. Достаточно обратиться к случаю с молодым белорусским помещиком Павлом Островским. Его история во многом схожа с тем, что произошло с Дубровским. Как и пушкинский герой, Островский вступил в борьбу с властями, был объявлен мятежником, затем арестован и посажен в острог. В его судьбе сыграл неблаговидную роль, как и Троекуров в судьбе Дубровского, богатый помещик Помарнацкий. Архивные материалы, найденные в наши дни, рассказывают, что как раз тогда, когда Пушкин работал над своей повестью, молодой человек бежал из-под стражи и разыскивался царской полицией. Фантазию писателя питала реальная жизнь.

Так же, как питала она и Сервантеса, когда он, работая над «Дон Кихотом», создавал образ «почтенного разбойника» Рока Гинарта; и Вальтера Скотта, рассказывающего в одном из своих лучших романов о Роб Рое — мятежнике Горной страны; и Шарля Нодье, описавшего в романе «Жан Сбогар» приключения таинственного мстителя, которыми так зачитывалась пушкинская Татьяна; и Н. А. Некрасова, нарисовавшего в последней части поэмы «Кому на Руси жить хорошо» образ легендарного Кудеяра, умеющего постоять за народ.

Следы тех, кто послужил прототипами этих «литературных разбойников», нетрудно отыскать в действительности.

Как гром среди ясного неба, Шиллера поразило известие о том, что в соседней Баварии раскрыта разбойничья вольница. Около тысячи стрелков скрывалось в лесу. Целая армия недовольных. Они стихийно избрали разбойничество — особую форму протеста против гнета и притеснения.

Имена главарей «лесных братьев» у всех на устах.

Особенно популярны были двое — удалые атаманы Фридрих Шван, по прозвищу Зонненвирт — «хозяин Солнца», и Матиас Клостермайер, по кличке Баварский Хизель. Не этих ли удальцов имел в виду поэт, когда предупреждал в стихах о грядущем часе расплаты с камзолами и стальными латами?

О знаменитом Зонненвирте впервые Шиллер услышал еще в детстве. Дерзкий и смелый разбойник орудовал в окрестностях Гмюнда — города, где одно время проживала семья поэта. Отец Фридриха служил лесничим. Народ ненавидел их за то, что они рьяно охраняли герцогских кабанов и зайцев, словно саранча, разорявших поля и вытаптывавших посевы. Опасаясь сурового закона и стоящих на его страже лесничих, сами крестьяне не осмеливались истреблять эту «аристократическую живность» — убившего дикую козу, которая стоила всего один талер, ждала каторга или смерть.