Кровавая карусель

В связи с этим интересна одна карикатура времен Диккенса. На ней знаменитый автор изображен в окружении героев, порожденных его могучей фантазией, — людей, которых Диккенс, по словам Честертона, творил сотнями, и «легионы выходили из земли там, где он ступал».

На рисунке изображен момент отплытия Диккенса весной 1867 года (во второй раз) в Соединенные Штаты. Его герои пришли проводить писателя, вложившего в каждого из них частицу своего сердца. Мы видим, как сам Джон Буль, олицетворяющий Англию, пожимает писателю руку, провожая его в путешествие за океан. Среди окруживших Диккенса людей без труда узнаем в пожилом лысом толстяке в круглых очках мистера Пиквика, в даме с огромным зонтом — повитуху и сиделку миссис Гэмп, по крючку вместо кисти правой руки нетрудно определить бескорыстного чудака капитана Каттля, а слабоумного Барнеби Раджа — по ворону, его спутнику. Здесь же и честный Оливер Твист, и сердобольная Нэнси, и наивный добряк мистер Микобер. И тут же мы видим авантюриста Джингля и, конечно, хозяина воровского притона проходимца Феджина. Все они были детьми воображения писателя и всем им он был одинаково хорошим отцом. И все они на восхищенье разные: умные и глупые, порядочные и подлые, благородные и хитрые — таким видел и понимал Диккенс человеческое братство, которое, говоря словами того же Честертона, можно назвать «демократией разнообразия».

Многие из диккенсовских персонажей пришлина страницы его романов из окружающей писателя жестокой и безрадостной жизни. Таковы, например, миссис Пинчин из «Домби и сын», семья Гарландов из «Лавки древностей», мистер Крикль из «Дэвида Копперфильда», наконец, Скимпол из «Холодного дома». В последнем все узнали шестидесятилетнего Ли Ханта — поэта, критика, очеркиста и издателя, с которым у Диккенса были вполне нормальные, можно даже сказать дружеские, отношения. Тем не менее в момент вдохновения писатель изобразил его в романе, а заодно и его жену, Мариану Кент. «Я считаю, — признавался Диккенс в письме, — что Скимпол — наиболее точный портрет, написанный словами». Сходство было настолько потрясающим, а образ столь правдивым, что испугал самого творца, и он дал слово больше так никогда не поступать. Однако было уже поздно — читатели, и в особенности друзья Ли Ханта, тут же уловили сходство и не преминули возмутиться.

Но если друзья Ли Ханга могли вступиться за него, а сам прототип мог хотя бы смертельно обидеться, то прообраз диккенсовского Феджина был лишен и такой возможности, потому что находился в тот момент за многие сотни миль от Лондона.

Мошенник Феджин из «Оливера Твиста» — один из злодеев Диккенса, в избытке наполнявших его книги, про которых говорили: элодеи без «светлого пятна». Однако зло у Диккенса, если и бесчеловечно, то не безлично. И образ Феджина — лучшее тому подтверждение. Даже сам автор не представлял себе, как разделаться с этой прожженной бестией.

Имя для своего героя писатель заимствовал у паренька Боба Феджина, вместе с которым в юные годы работал на фабрике ваксы. Но прототипом ему послужил другой человек, некий Айк Сэлоумен. Скупщик краденого, он был своего рода знаменитостью Лондона в двадцатых годах прошлого века.

Похождения великого Айка, как его называли, наделали в свое время немало шума, о нем было написано несколько книг. Вот их названия, дающие представление о содержании: «Жизнь и похождения Айка Сэлоумена, мошенника, скупщика краденого, содержателя публичных домов. О воровских притонах, воровках и наводчиках, орудующих в городе; о том, как уберечься от лицемерных жуликов и избежать сетей распутниц». Другой автор обещал «Подробный отчет о его бегстве от городских властей и поимке, о суде, на котором ему было предъявлено восемь обвинительных заключений». К этому прилагалось жизнеописание миссис Сэлоумен. Впрочем, раздавались голоса: не следует безоговорочно доверять этим источникам. Нужны дополнительные разыскания среди документов того времени. Такие поиски были проведены, и вот что удалось установить.