Кровавая купель

– Мистер Дел-Кофи, не могли бы вы пойти в дом? Вы срочно нужны Дэйву, Ребекке очень плохо.

Двенадцать дня. Стоя в очереди за ленчем, Курт ворчал:

– Опять эти дурацкие котлеты! Не могут что-нибудь другое сообразить? А вот они, – он ткнул ложкой в сторону дома, – живут, как лорды.

Неправда. Я знал, что Дэйв Миддлтон ест то же, что и мы. Он был из тех, честных до тошноты.

Но еще два дня назад Курт стоял в очереди со все еще красными от слез глазами и был до жалкого благодарен за все, что ему шлепали в миску. Теперь он ворчал. А чуть раньше одна четырнадцатилетняя отказывалась перемывать гору тарелок после завтрака. Если это о чем-то говорило, то только о том, что дух людей возрождался из того состояния, в которое его загнал голый страх за свою жизнь. Ребята начинали говорить “нет”.

Час тридцать дня. По локти в смазке я обслуживал – да что там, служил, как раб, желтому микроавтобусу. Текущее из треснувших колец масло заливало втулку свечи, и в одном из цилиндров не работало зажигание.

Появились Певучие Сестрицы, держа лист бумаги.

– На нем написано “Николас Атен”, – улыбнулась младшая, блеснув ямочками на пухлых щеках.

– Так вы решили, что это мне?

– Да.

– Секунду, только руки вытру… спасибо. Минутку, кто вам это дал?

– Никто. Мы нашли этот листок в щели ворот у выезда с дорожки.

И они замаршировали прочь, не переставая петь. Когда я разворачивал записку, руки у меня тряслись.

Ник!

Вернись домой. Джон тебя ждет. И дядя Джек тоже. Целуем – мама и папа.

Кошмары, в которых родители охотились за мной, мелькнули в голове так ярко, что мне пришлось сесть и опереться спиной на микроавтобус. Когда найду этих проклятых шутников, я им головы поотрываю. Слэттер…

Да, Слэттер был основным подозреваемым. Он мог заставить кого-то написать записку. Он знал, что у меня был брат по имени Джон. Но я мог бы ручаться, что он не знал про моего дядю Джека.

У меня на лице проступила испарина. Я оглядел двор, где народ в возрасте от четырех до восемнадцати лет носил ящики с едой, и подозревал всех и каждого. Зачем этот кто-то шутит со мной эти гадские шутки?

– Еще одна?

Я посмотрел вверх, прикрыв ладонью глаза от солнца.

– Да, Сара. Еще одна.

– То же самое?

Я чуть ей не сказал, но…

– Ага. Точно кто-то сейчас ржет в углу, как лошадь. Когда-нибудь я их поймаю и так зафутболю вверх, что они упадут обледенелые.

Она села рядом со мной и стиснула мою ногу.

– Мне очень жаль, Ник. Есть, значит, вокруг нас какие-то жестокие люди.

– А то мы этого не знаем. Сейчас мир ими просто полон. – Я разорвал записку. – Какие новости, мисс Хейес? Мы еще не едем?

– Нет, Ребекка в плохом состоянии. Дэйв хочет подождать, чтобы ей стало лучше.

– Что с ней?

– Мы не знаем. Мартин и Китти шарят по медицинским книгам, но симптомы подходят под десяток болезней. – Она посмотрела на меня тревожно. – Мне не нравится ее вид, Ник. Я боюсь, что это серьезно.

Шесть часов вечера. Весь день я провозился с микроавтобусом. Я добился, чтобы работали все цилиндры, выплевывая облака синего дыма, но далеко не был доволен этой машиной.

О Ребекке мы не слыхали ни слова, но после полудня шторы в ее спальне не открывались. То и дело побледневшая Китти пробегала к грузовикам и рылась в наших запасах.

В шесть тридцать люди стали оставлять свои дела и собираться возле двери дома.

Я пошел отмыться в ручье, протекавшем за домом. Там я увидел, как на той стороне ручья идет враскачку среди деревьев Слэттер. Девчонка с тенями на глазах шла за ним, как только успевала на высоких каблуках.

– Таг, извини. Таг, прости, – повторяла она, и они скрылись среди деревьев. Я заметил у нее на щеке красный след.

Семь часов вечера. Амбар опустел. Все собрались у двери дома, ожидая известий.

Я взглянул на мистера Креозота. Он стоял в той же позе, уставясь на стену. Что-то он там видел замечательное. Что – один Бог знает.

Пока я смотрел, у него слегка согнулись колени, потом выпрямились. Он начал медленно раскачиваться, как гитарист рок-группы, ловящий ритм. Горящие глаза все еще таращились в одну точку на стене, губы слегка двигались.

С Богом говоришь, мистер Креозот?

Я кашлянул. Ноль внимания.

– Эй… вы меня слышите?

Он не слышал или просто не обращал внимания. И все так же безмолвно шептал, покачиваясь в коленях.

Я глядел на него и думал о своих родителях. И с ними тоже такое? Ходят, наложив в штаны? Таращатся на галлюцинации? Нет. Не мог я этому поверить. Где-то они прячутся, такие же нормальные, как я.

Вдруг мистер Креозот застыл в середине своих качаний, склонил голову набок и так застыл. Глаза его горели. Он что-то слышал. Что? Призыв от таких же, как он?

Я вздрогнул, как от холода, и вышел.

Семь двадцать вечера. Дэйв открыл дверь дома и вышел на верхнюю ступень крыльца. Оглядев собравшихся, он сказал:

– Ребекка Кин пять минут назад скончалась… Ник, ты не можешь мне помочь на минутку?

Черта с два хотелось мне идти в этот дом, но я вошел за ним.

Саймон, стоя наверху, нервно крутил руками.