Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее

По мере того как маленькая Патти из младенца вырастала в малышку и дошкольницу, она обнаружила, что живет в основном в мире взрослых. Ее окружали мать и отец, крестные родители, друзья папы Гас и Джо, тети и дяди с обеих сторон – иногда двоюродный брат, еще не взрослый, но неизменно старший – люди, приходившие поиграть в карты, члены команд по боулингу, друзья папы по работе. Маленькая девочка много играла одна, но, похоже, ни ее, ни мать это никогда не беспокоило. Озабоченность иногда проявлял отец. Ему хотелось, чтобы в квартале было больше детей. Но он знал, что скоро Патти пойдет в детский сад и сможет играть с любыми детьми, с какими захочет.

Их дом находился почти через дорогу от районной начальной школы Тэлкотт. Фрэнк Коломбо давно решил, что никого из своих детей не отправит в католическую школу. Сам он был продуктом чикагской церковно-приходской школьной системы и часто вспоминал жестокое и унизительное обращение со стороны монахинь, которые в ту эпоху, до появления светских учителей, полностью контролировали младшую школу.

– Я никогда, никогда не отправлю своих детей в католическую школу, – поклялся он.

Что касается Мэри Коломбо, для нее это не имело значения. Она не была католичкой.

Когда Патти достаточно подросла, чтобы играть на улице рядом с домом под присмотром Фрэнка, Мэри или Джанет Гауэр, у нее, наконец, появилась подружка – девочка из польской семьи, переехавшей в их квартал. Семьей ее, правда, трудно было назвать: отец, как вскоре выяснилось, был чернорабочим и «не просыхал», а мать была очень неопрятной. Вовсе не мечта родительского комитета. Но девочка была одного возраста с Патти.

Звали ее Паула, и она, как и ее мать, была всегда грязная и плохо одетая. Поношенная одежда и обувь, рваные подошвы, стоптанные каблуки – это еще полбеды, но ее светлые волосы были всегда растрепанные, лицо неумытое, а ногти вечно грязные. Но Патти заметила жалкий вид Паулы, только когда ей разрешили поиграть у той дома, и она увидела, насколько там грязно.

Патти также начала улавливать отрывки разговоров о Пауле, обычно между матерью и крестной.

– Честное слово, – говорила Мэри Коломбо, – не понимаю, как они выпускают ребенка на улицу. Богом клянусь, у нее в ушах можно овощи выращивать, такие они грязные.

– Ты же не думаешь, что Патти Энн может от нее что-нибудь подцепить? – забеспокоилась Джанет Гауэр. – Я имею в виду вши или что-то в этом роде?

Пока мать и крестная волновались, Патти придумывала, как попытаться помочь подруге.

– Мама, когда ты сделаешь мне маникюр, ты сделаешь маникюр Пауле? – спрашивала она. – Мы хотим поиграть в салон красоты.

После серьезной предварительной обработки рук девочек щеточкой для ногтей и мыльной водой Мэри Коломбо сделала обеим девочкам маникюр. Ее мать, подумала Мэри Коломбо, отправляя Паулу домой, явится сюда и устроит мне разнос, что я испортила ей пальцы. Но не было сказано ни слова.

В дом Патти Паула приходила играть гораздо чаще, чем Патти к ней, и Патти всегда выжидала несколько минут, а потом говорила:

– Давай пойдем в ванную и вымоем руки и лицо, сначала ты, а потом я. И я спрошу маму, можно ли нам печенье.

Пока они мылись, Патти пыталась помочь Пауле отмыться настолько, насколько это было возможно. Для ребенка, еще не ходившего в детский сад, Патти проявила поразительную деликатность, помогая подруге решить проблемы с гигиеной. Развитие Патти отнюдь не опережало возраст, во многом ее поведение ему соответствовало. Однако иногда, очевидно, под чрезмерным влиянием взрослых, она говорила или делала что-то, что казалось не по годам зрелым. Иногда взрослые это замечали, иногда нет. Обычно они замечали это так:

– Только послушайте. Боже, какой умный ребенок. Люди, у нас растет ученая.

Патти Коломбо очень быстро созревала. Но на самом деле она не взрослела. Или взрослела не так, как следовало.

Хотя Патти не была обязана ходить в церковно-приходскую школу, ее тем не менее воспитывали в католической вере. Фрэнк ходил к мессе редко, а Мэри была баптисткой. Но крестная Джанет Гауэр была набожной и истовой молитвенницей в приходе Сент-Кармайкл, и едва маленькой Патти исполнилось четыре, каждое воскресное утро в восемь тридцать Джанет брала девочку, разодетую в рюши и кружева, с чепчиком на голове и с сумочкой в руке, и шла с ней шесть кварталов к старой серой каменной церкви, где они всегда садились на девятичасовой мессе как можно ближе к алтарю. Многие монахини, преподававшие в приходской школе Сейнт Кармайкл, посещали ту же мессу, и Патти с трепетом наблюдала за ними, сидящими в ряд в своих черных одеяниях и безупречно накрахмаленных белых капюшонах.

– Я знаю, что отец не отправит тебя в католическую школу, – сказала ей крестная, которую она называла тетей Джанет, – но я позабочусь о том, чтобы ты ходила на уроки катехизиса два раза в неделю. Скорее всего ты пойдешь в школу Сент-Кармайкла, и некоторые монахини, которых мы видим на мессе, будут тебя учить. Тебе понравится учиться у них.

Патти, заметив, что ни одна из монахинь никогда не улыбается, в этом сомневалась.