Кровавая луна

Хорошо, потребуется нечто большее, чем все эти загадочные предостережения, чтобы заставить ее уехать отсюда. Она улыбнулась. Жуткие предначертания, как же! Скорее всего, Мария просто не ведает, что такое смех или беспечный тон; долгая служба у Лэнгдонов ограничила ее словарный запас, сведя его к набору замогильных преданий. Увы, одиночество располагает к вере в сверхъестественное. Вчера, потрясенная рассказом и видом горящих глаз Пауля, она почти уверилась в истинности старинных легенд. Но теперь, при свете дня, они выглядели достаточно неубедительно. Упыри, вампиры… Луи Беннер, вероятно, рассмеялся бы, узнай он, как продвигается ее расследование.

Ее приподнятое настроение несколько убавилось, когда она сошла вниз, в просторную кухню, где ее ждала с уроками Варда. Снова закрались сомнения; улыбка не частая гостья в стенах, хранящих тайну загадочной смерти. Уединение накладывало отпечаток и на поведение самих Лэнгдонов, особенно — Варды. Пауль упоминал в разговоре какую-то странность, унаследованную в ее характере: нечто жуткое, имеющее отношение к старинным легендам. Конечно, это было только предположение, однако Дженни ощутила укол страха при виде девочки и тут же укорила себя, стыдясь своих подозрений.

Варда играла с куклой, которую Дженни привезла для нее из города. Умудренное личико игрушечной леди обрамляли пряди светлых волос; среди ее достоинств, о которых много распространялся продавец, было умение ходить, разговаривать, пить и, возможно — подумала Дженни со скрываемой улыбкой, — рассказывать страшные истории о прошлом семейства Лэнгдонов. Прогнав непрошеные мысли, она подошла к столу, за которым сидела девочка. Варда приветливо поздоровалась, представив свою любимицу.

Утренние занятия доставляли радость Дженни. Варда, несмотря на замкнутый образ жизни, который была вынуждена вести, искрилась неисчерпаемым весельем. Настроение Дженни, каким бы хмурым оно ни было по пробуждении, неизменно поднималось в ее присутствии.

Пока они занимались, Мария гремела ухватами и кастрюлями возле плиты, совершенно равнодушная к их присутствию. Несколько раз на кухню заглядывал ее муж, принося припасы, о которых она просила, и помогая управиться с тяжелой утварью. Дженни разглядывала его с обновленным любопытством; угрюмый и необщительный, Франц представлялся наиболее внушающим страх из всех, живущих на острове. Не против ли него были направлены предупреждения? Но нет, Лэнгдоны были полновластными хозяевами в собственном доме.

Франц, обернувшись, перехватил ее взгляд. По спине потянуло могильным холодком, когда Дженни встретила его глаза: жестокие и безжизненные. Их не смягчало даже выражение преданности — не жене, а Лэнгдонам, в особенности — Беатрис Лэнгдон. Жизнь ожесточила его, притупив обычные человеческие чувства. Возможно, он тяжелее всех переживал упадок графского дома; ведь именно через него осуществлялась связь острова с побережьем, и естественно, он не мог не слышать историй, шепотом передаваемых в городе.

Одно все же было несомненно: Франц не питал добрых чувств ни к кому, кроме своих хозяев. Судьба острова стала его судьбой. Что до жены, если она хоть что-то значила для него, — для Лэнгдонов это был подарок небес; подспорье, позволявшее Францу полагаться в службе на четыре руки вместо двух.

Обеду, как обычно, предшествовала недолгая прогулка. Дженни выводила свою воспитанницу во двор, где, расположившись у фонтана, они рисовали или читали, наслаждаясь солнцем и свежим весенним воздухом. Мария лишь изредка поглядывала в их сторону из окна кухни, выполняя тем самым распоряжение Пауля не оставлять девочку без присмотра. Однако разобрать звук голосов во дворе из-за сложной акустики замка было довольно сложно. Так же никто не мог приблизиться к играющим незамеченным.

До сих пор Дженни не заговаривала с Вардой о ее матери, не желая тревожить детскую память неприятными воспоминаниями. Но теперь, когда прошедшие дни не принесли ничего, кроме новых загадок, она пришла к убеждению, что сможет помочь Варде — действительно помочь ей — лишь в том случае, если добьется ответа на волновавший ее вопрос.

— Ты помнишь свою маму, Варда? — она постаралась придать голосу как можно больше безразличия. — Я никогда не слышала, чтобы ты рассказывала о ней.

Сдержанный взгляд, который бросила на нее Варда, наполнил Дженни подозрением, что она коснулась еще одного негласного запрета. Ответ успокоил ее.

— Помню. Она была красивая.

— И добрая?

— Да, — Варда заколебалась, затем добавила: — Только она все время волновалась.

Дженни вспомнила слова доктора о состоянии, в котором находилась Сюзанн, о ее зависимости от снотворных и успокаивающих средств. О том же говорил Рэй. Приходилось признать, что, как мать, Сюзанн не была феей из сказки.

— Наверное, тебе было очень грустно, когда она умерла?

Варда кивнула, не отрываясь от книжки с картинками. Не получив ответа, Дженни осторожно поинтересовалась:

— Ты помнишь, когда ее не стало?

Девочка отрицательно покачала головой.

— Я спала.

— Но ты должна что-нибудь помнить, — Дженни наклонилась ближе.