Кровавая луна

Джудит Рейли намеревалась вернуться вместе со всеми, однако в последнюю минуту под влиянием какого-то неодолимого, смутного чувства решила остаться. Даже перспектива блистательной карьеры — надежда, которой она жила с тех пор, как в первый раз увидела неподражаемую Мод Адамс в «Маленьком священнике» Барри, поставленном в Королевской опере на Бродвее; волнующее ожидание, когда уютные, хотя и по-тюремному строгие стены приюта в Рутледже распахнулись перед ней в мир, — все осталось в прошлом, и Джудит без колебания сделала свой выбор. Профессия актрисы была окутана романтической дымкой: перевоплощение в другой образ, иную жизнь — даже в скоротечные часы на сцене — действовало завораживающе. К счастью, она обладала талантом воспринимать и переживать придуманный мир. Но мир внутри вмещал еще большее богатство: именно его темная глубина побудила Джудит остаться, несмотря на возвращение домой ее друзей и подруг. Корнелия Рейган предлагала взять на себя ношу дорожных расходов, благодаря полученному от родителей переводу, однако Джудит вежливо отклонила помощь и белоснежным платком, словно флагом капитуляции, взмахнула на прощание судну, увозившему труппу от Саутгемптонского пирса. Перегнувшись через пароходные поручни, Джарвис Геннези послал ей воздушный поцелуй, и это была их последняя встреча. В девять лет, когда родители погибли в железнодорожной катастрофе, Джудит осталась сиротой. Театральное крушение в Лондоне отняло у нее добрейшего Геннези, заботливого, хотя порой и ворчливого, по-отцовски снисходительного.

И все же жизнь продолжалась. Двадцать один год — едва ли тот возраст, когда люди теряют надежду. Англо-шотландская кровь с бурлением разносила по телу живительные соки; свежий морской воздух приятно пьянил грудь; огромные глаза смотрели в мир, как может смотреть сама молодость. Потомки клана Рейли не признавали безвыходных положений, и Джудит с детства усвоила эту истину.

Ей не пришлось долго ждать, чтобы ощутить вкус новообретенной свободы. Объявление в «Таймс» появилось уже на следующее утро после поспешного отступления «Геннези’с Опера». Пребывание Джудит в меблированных комнатах «Слокам-хауза», где Джарвис Геннези разместил свою труппу, истекало в полдень следующего дня. И хотя миссис Слокам, полная, добродушная владелица дома, не торопилась с выселением американской гостьи, Джудит не желала принимать авансы, которые не имела средств оплатить. В счастливом стечении обстоятельств утренний номер «Таймс» казался ниспосланным самим Господом Богом.

С приближением часа, указанного в объявлении, росло волнение; Джудит охватывал необъяснимый трепет при мысли о предстоящей встрече. До сих пор она не рассматривала актерское искусство как работу. Скорее, это была игра — пусть и серьезное, но увлечение. Теперь, после развала труппы, исторические изыскания выглядели как никогда привлекательными и интересными, ибо, после театра, английская старина была второй серьезной привязанностью Джудит. По правде говоря, все началось в тот день, когда отец за обедом полушутя-полусерьезно заметил: «Ты можешь гордиться своей родословной, малышка. В наших жилах течет кровь самого сэра Уолтера[11], и пусть кто-нибудь посмеет пренебрежительно отозваться о твоих предках! Рейли не то имя, которое может достаться кому угодно…»

Как смеялась тогда ее мать! Однако слова отца были правдой. Несмотря на незавидное положение, Александр Рейли, простой фабричный рабочий, действительно приходился потомком сэру Уолтеру Рейли. Минули годы, сменились поколения, но факт оставался фактом. Знатный вельможа шестнадцатого столетия принадлежал истории семьи Рейли. В доме, где росла Джудит, это родство было одиннадцатой библейской заповедью. Со временем у нее не однажды появлялась возможность убедиться в правоте отца, и с каждым разом все отчетливее представал образ сэра Уолтера, а вместе с ним — английская история, шагавшая рука об руку с человеком, который сумел составить свою репутацию галантным жестом перед легендарной королевой. Однако сэр Уолтер был больше чем дворцовый фаворит, собственным плащом прикрывающий грязь под ногами королевы, — он был солдатом, политиком, мореходом и джентльменом в истинном смысле этого слова. Гордость за знаменитого предка, вынесенная из детства, становилась глубже с годами: возможно, ею объяснялось отчасти то нетерпение, с каким Джудит ожидала поездки за океан.