Кровавая месса

— Но теперь все эти подозрения развеяны! Мария-Антуанетта взошла на эшафот, а я не стал миллионером.

— Это так, но ты сам мог в какой-то момент счесть ее спасение не слишком удачной идеей. Оставшись на свободе, Мария-Антуанетта мешала бы слишком многим — к примеру, тому же Питту, о котором нам все уши прожужжали. А в руках людей из Вены она стала бы просто опасной. Но остается еще кое-кто, куда более важный и ценный…

Эбер никак не отреагировал на эти слова. Он спокойно взял хлеб, отрезал большой кусок и принялся за островок сала, плававший в супе. На крестьянский манер он отрезал небольшие кусочки и клал их на хлеб. Аббат не мешал ему есть: старик не сомневался, что «папаша Дюшен» его слышал и теперь обдумывает услышанное. Наконец Эбер с удовлетворением вздохнул,

— Черт побери, как же я был голоден! Так о чем мы говорили?

— О чем могут говорить два уроженца Нормандии, как не о том, что касается их родного края! Мы все не прочь заполучить мальчишку из Тампля, потому что он наш герцог!

— Он был им! — рявкнул Эбер. — И больше им не является.

— Как бы не так! Я знаю многих в Нормандии, кто с тобой не согласится. Есть люди, которые думают, что, если бы ребенок оказался у нас, мы стали бы обладателями силы, способной противостоять человеку, которого уже боятся, а скоро будут ненавидеть, потому что у него руки по локоть в крови. Не стоит оставлять ему такого ценного заложника. Диктатор умертвит его рано или поздно, как только решит, что больше в нем не нуждается.

Облокотившись на стол, Эбер ковырял в зубах кончиком ножа. Эту привычку он приобрел, чтобы «слиться с народом», и она безмерно раздражала Робеспьера.

— Так что ты предлагаешь?

— Выкрасть его и увезти к нам.

— Куда это?

Прежде чем ответить, аббат долго всматривался в побледневшее лицо, следя за выражением глаз Эбера. Тот был не просто встревожен — «папаша Дюшен» отлично понимал, что после разоблачений Шабо он рискует головой. Наконец старик решился:

— В Карруж, разумеется. Там его уже ждут. Ты ведь хорошо знаешь замок. Это внушительное сооружение с запасными выходами. В случае необходимости мальчика можно увезти в другое место, но, думаю, этого не понадобится. Левенер остается мэром Карружа, и все жители на его стороне.

— Но Левенер в тюрьме, он предатель!

— Тебе отлично известно, что это неправда. Он воплощение верности. А из тюрьмы его вытащит Ош, можешь мне поверить! Ему никто не откажет, даже сам Робеспьер. Народ считает Левенера героем, так что генерал скоро вернется домой.

— Допустим… И все-таки я не понимаю, ради чего мне рисковать головой, участвуя во всем этом?

— Я уже объяснил тебе, что ты гораздо больше рискуешь сейчас.

Эбер нахмурился. — И что же я должен делать?

— Вот это другой разговор! Все очень просто: ты можешь, не вызывая ни у кого подозрений, поехать в Алансон, чтобы показать жену и дочку своим сестрам. Там ты узнаешь, что стал владельцем поместья. Ну, а потом… Некоторая сумма поможет тебе увезти твою семью туда, куда пожелаешь, пока другие будут заниматься Робеспьером.

Взгляд Эбера, казалось, пытается проникнуть в душу старого аббата.

— Кто ты такой? — с неожиданной грубостью спросил он.

— Ты знаешь, кто я. Я священник, принесший клятву верности новым властям, пария среди моих собратьев, но друг Левенеров и твоих сестер. Я такой же нормандец, как и ты.

— И ты хочешь убедить меня, что какой-то нищий аббат располагает средствами, чтобы осуществить этот непростой план?

— Одному мне это не под силу. А с твоей помощью я смогу многое.

— И что же тебе понадобится?

— Чтобы Коммуна отозвала Симона из Тампля, назначив его на более почетную должность.

— Какой бы почетной ни была новая должность, она никогда не принесет Симону столько денег, сколько дает ему и его жене присмотр за… ребенком. Он не согласится.

Аббат удовлетворенно отметил про себя, что Эбер не назвал мальчика ни «Капетом», ни «волчонком». Это был хороший знак.

— Приказы не обсуждают, — заметил старик. — И потом жена Симона больна, она растолстела, пребывание в четырех стенах не пошло ей на пользу. А Симон любит свою жену… Да и финансовый вопрос можно уладить.

Эбер открыл бутылку, принесенную аббатом, понюхал содержимое, разлил водку в два стакана и со вздохом сказал:

— Даже если все это получится, ты забываешь об одном. Как только ребенок покинет Тампль, начнется настоящий кошмар. Все силы полиции и жандармерии будут брошены на его поиски.

— Но никто не заметит его отсутствия, — мягко возразил аббат. — Другой мальчик, похожий на него, займет его место. Когда же заметят подмену, Людовик будет уже далеко. И меня очень удивит, если те, кто его охраняет, станут кричать на всех углах о том, что у них украли заключенного. Ведь тогда они сами подпишут себе смертный приговор. Я не сомневаюсь, что они сделают все возможное, чтобы скрыть этот побег.

— Отлично придумано! — одобрил Эбер, подвигая один из стаканов своему гостю. — Но где ты найдешь другого мальчишку?

— Мы его уже нашли, и сейчас парнишку готовят к новой роли. Ты будешь смеяться, но это настоящий нормандец!