Одновременно Майка узнала, что Вертижопка — чистюля необыкновенная, чистит, моет, стирает всё, что под руку попадётся, включая и себя самоё, и заметила вежливую даму за угловым столиком Та показалась ей знакомой, где-то она её видела. Майка напрягла память и упустила кусочек саги о надраенной до блеска Вертижопке, зато вспомнила, откуда знает эту черноволосую красавицу, производящую впечатление несколько неряшливой или махнувшей на себя рукой. То была приятельница Анюты, прекрасный фотограф, с которой Майка мимоходом виделась в мастерской Боженки. Как же её… ага, Луиза!
Пару секунд Майка размышляла, что эта брюнетка здесь делает. Затем пришла к выводу, что, возможно, подрабатывает, фотографируя на похоронах, не нашла в этом ничего странного и выбросила её из головы.
— …знаю, что у неё нет никаких моральных устоев, — грустно продолжал изливать душу Зютек. — Но свою выгоду блюдёт. Если я дам ей дом и ощущение стабильности, она будет за это держаться. А из того, что вы говорите, ваш муж ей не… Только не развод! Это у неё такой способ, со мной было то же самое, требовала развода, всё ей было не так, и отказывала… ну, отказывала…
— В услугах, — подсказала Майка.
Зютек подыскал другое определение:
— В благосклонности. Я бы сказал, в благосклонности… До тех пор, пока заявление не было подано и не началась процедура развода. Тогда смилостивилась. Всё так долго тянулось, потому что моя жена вела себя ужасно, не соглашалась на развод.
— Ага! Значит, я тоже должна вести себя ужасно?
— Да! — горячо подтвердил Зютек и жутко смутился. — То есть нет. То есть… Вы — совсем другое дело, у вас дети! Вы имеете право вести себя самым ужасным образом! А я… сами видите, что мне толку от этого развода…
В конце концов, Майка почувствовала, что на сегодня с неё Вертижопки хватит. Она искренне была благодарна Зютеку за массу полезных сведений, но тонко намекнула, что время летит неумолимо, а они оба — люди занятые. Зютек рвался заплатить за четыре кофе, четыре коньяка, две минералки и разбитую чашку. Майка махнула рукой и взяла его визитку с телефонами. На всякий случай, а вдруг пригодится…
Доминик вернулся поздно, изрядно вздрюченный и принялся за своё. Майка, разделавшись с погребальным проектом, собиралась уже укладываться, вышла из ванной и присела передохнуть за книжкой с вечерним чаем. На скрежет ключа в замке она не двинулась с места, тогда как до катастрофы всегда хоть на минутку да отрывалась от своих занятий, чтобы встретить любимого мужчину в прихожей. Теперь же, по её мнению, такое поведение выглядело бы навязчивым и неуместным.
Не успела и оглянуться, как Доминик уже сидел напротив со своим чаем и крайне озабоченным видом.
— Я говорил с адвокатом, — заявил он. — Тот настроен пессимистически. Всё зависит от тебя.
Майка пребывала в боевом настроении и с трудом удерживалась от ядовитых комментариев по поводу пламенного романа кретина со зловредной овцой. Ей удалось оставить при себе скромное замечание — мол, нет, не всё. На землетрясения, к примеру, она не имеет ни малейшего влияния.
Вместо того, не отрываясь от чтения, она сообщила супругу:
— Некий Юзеф Мештальский, проектировщик водопроводных и канализационных сетей, с которым, насколько я понимаю, ты давно знаком, тоже развёлся по желанию Вертижопки… о, пардон, биг сорри, я хотела сказать, твоей Дульсинеи. Или вашей общей Дульсинеи. И что он с этого имеет?
Майка подняла глаза и сочувственно взглянула на Доминика. Тот посинел, взглядом мог убить, но было очевидно, что он ничего не понял. Снова оскорбили его божество! Майка подумала, что придётся как-нибудь иначе обозвать эту коварную глисту, а то свихнувшийся муженёк перестанет понимать человеческую речь. Она вздохнула и повторила доходчивее.
— Зютек ради неё развёлся, и что?
— Это к делу не относится! — прорычал Доминик.
— Ещё как относится. Того и гляди, как сразу после развода ты потребуешь от меня, чтобы я уговорила её за тебя выйти, поскольку она по своему обыкновению раздумает.
— Не раздумает. Я не желаю об этом говорить. Мы же можем расстаться культурно, по взаимному согласию, без скандалов и выяснения, кто виноват. Достаточно, чтобы ты дала согласие…
— А почему?
— Что, почему?
— Почему, собственно говоря, я должна давать согласие на то, что меня совсем не устраивает?
Доминик так удивился, что Майка не поверила собственным глазам, равно как ощущениям и выводам. Боже милосердный, да как такое возможно, он же ничего не соображает! Эта вертлявая задница у него теперь вместо мозгов, что ли?!
— Послушай, ты, — жёстко начала она, но воздержалась от замечания о заднице, из-за чего жёсткости в её тоне поубавилось. — Ты хоть разок подумал о моих чувствах? И как мне эти твои, прости, господи, предложения могут нравиться? А?