Кровавая месть

— Мне нужен развод, — произнёс он сухо, понизив голос. — Что мне делать? Я мог бы взять вину на себя, но тогда иск должна подать ты.

Майка горячо пожалела, что сдерживалась:

— А я не подам, поскольку не вижу за тобой никакой вины, дорогой мой муженёк.

— Чепуха. Видишь…

— Ничего подобного. У тебя научилась закрывать глазки и ничего не видеть. По мне, так ты просто — ангел!

Доминик напряжённо вглядывался в Большой атлас животных, стоявший на книжной полке вверх ногами. Тигриная морда в таком положении выглядела странно.

— Я хочу развода, — проворчал он. — Мне нужен развод!

— А зачем, собственно? Откуда такая необходимость?

— Я тебя разлюбил. Хочу жениться на другой.

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы всё было… Чтобы урегулировать все вопросы. Чтобы не находиться в двусмысленном положении.

В Майке проклюнулось и дало буйные побеги железобетонное упрямство. Откуда взялось требование развода, она слышала от Боженки и Зютека, но они могли соврать, напутать, преувеличить, просто ошибаться или излагать свои предположения. Доминик же был лицом непосредственно заинтересованным, и ей требовался ответ от него самого. Он хоть отдаёт себе отчёт, что причина его проблем — Вертижопка, или настолько одурел, что даже не понимает этого?

— Недвусмысленное положение у тебя уже более десяти лет, — безжалостно напомнила Майка. — Законная жена проявляет чудеса толерантности. Ничто не мешает твоим самым что ни на есть тесным контактам с пленительной девицей. Можешь, к примеру, отправиться с ней в коротенький отпуск и наслаждаться райским блаженством тактично, без шума и пыли, никого не компрометируя и не делая из себя посмешища.

— Нет.

— Это почему же?

— Она не… Не каждая… Это не…

— Понятно. Virgo intacta?

В глазах Доминика рядом с протестом и бешенством промелькнула искорка собачьей тоски. Но Майка не поддалась:

— Интересно, каким чудом этот Зютек Мештальский умудрился этого не заметить в течение двух лет…

Доминик вскочил, схватил стул, замахнулся, минуту подержал тяжёлый предмет на весу, затем осторожно опустил на место и сел. Майка слегка обеспокоилась. Неужели Вертижопка настолько изменила его характер? Хотя, нет… а если и так, то к худшему, до сих пор муж мебелью не кидался. Но ведь поставил же на место. Просто чудо, что сдержался!

Некоторое время оба молчали. Доминик сдался первым:

— Нет. К твоему сведению, я не сплю с Эмилькой.

— С какой Эми… а-а! И кто тебе мешает? Уж никак не я!

— Как раз ты. Не соглашаешься на развод… А она бы хотела… То есть я бы хотел…

— Соберись с силами и честно признайся, что она отказывает в благосклонности, как элегантно выражается небезызвестный тебе Зютек, пока ты с ней не распишешься. Поскольку тебе отсутствие подписи, знаю по собственному опыту, никогда не мешало. А значит, именно она настаивает на разводе, да?

— Да, — признал Доминик мужественно, с отчаянием и на свою погибель.

Будь в Майке ещё хоть малейшая тень сомнения, не пойти ли, вопреки всему, на уступки этому болвану, чёрт побрал бы её окончательно и бесповоротно. Выходит, они все, Анюта, Боженка и Зютек, говорили правду, не Доминик выдумал эту сепарацию от семьи, а коварная ведьма с её вертлявой задницей. Воспользовалась примитивнейшим способом: взять мужика на воздержание, а этот кретин недоделанный дал себя развести как последний дебил!

Ну, так Вертижопкиной заднице придётся долго ждать…

— Что ж, чрезвычайно благородно с её стороны, — похвалила Майка со всей возможной убеждённостью, которую только смогла из себя выдавить, а свежеполученная пища для мести ей в этом только поспособствовала. — Мне даже совестно при таких обстоятельствах напоминать тебе о деньгах.

— О чём?

— О деньгах. Конечно, отвратительно и страшно прозаично ввиду таких высоких отношений.

Своим заявлением она так огорошила Доминика, что тот даже не понял сказанного:

— Деньгах? Каких деньгах?

— На дом и семью. Ты, надеюсь, не забыл, что с некоторых пор ты распоряжаешься финансами и должен выделять необходимую сумму? Праздники через десять дней, подарки, дети кое-что сэкономили, но, похоже, рассчитывают на небольшую прибавку, счета лежат у тебя на письменном столе, возможно, ты не заметил. Ну, и остальные члены семьи…

— Какие остальные?

— Доминик, не нервируй меня! Не прикидывайся недоумком! Ты же не разводишься, чёрт тебя дери, со своими родителями, сестрой, я уж о зяте не говорю! Верти… то бишь… твоя благородная Дульсинея не требует, надеюсь, чтобы ты превратился в сироту из приюта?!

Доминик был совсем удручён. Занятый собой и вожделенной Вертижопкой, исковым заявлением, которое и без Майкиных комментариев не казалось ему идеальным, он ни на что иное не отвлекался. И вдруг с вершин, конечно, не блаженства, но уж, во всяком случае, сильных переживаний и глубоких чувств он рухнул на землю. Майка оказалась настоящим чудовищем Нет, он, разумеется, не мог её винить ни в приближении Рождества, ни в самом факте существования семьи, ведь, в конце концов, это была его семья… на минуту он пожалел, что всё же не сирота… Но зачем же напоминать! Да так жёстко, так мерзко!