Кровавая месть

Вернувшись домой достаточно рано, чтобы показаться детям, Доминик их уложил и прошёл в гостиную. Майка сидела на своём рабочем месте и внимательно поглядывала на мужа, чего тот не заметил, поскольку сразу обратил внимание на другое.

А не обратить было просто невозможно: посреди стола в огромной вазе высился букет гигантских орхидей всех цветов радуги. Впечатление производил сильное и, казалось, издавал тихие радостные звуки. Доминик не видел ни малейшего повода, чтобы не замечать такого чуда:

— Какие красивые! Откуда?

— От Зютека, — ответила Майка, ни минуты не колеблясь.

— От какого Зютека?

— Сантехника… о, прошу прощения, инженера-проектировщика гидротехнических сооружений и водопроводных сетей, которого ты отлично знаешь.

Некоторое время действительно хорошо знакомый Доминику Зютек ассоциировался у него исключительно с водопроводом и ничем иным. Достаточно долго, чтобы Доминик теперь искренне удивился:

— А что у него случилось? По какому поводу цветы?

— В знак благодарности. Похоже, у него проблемы с цветами.

В Майкином голосе слышалась весёлость, и неприятный звоночек в связи с Зютеком в голове Доминика, собравшийся уже было трезвонить, поперхнулся и уступил место гораздо более безопасному любопытству:

— Что ты имеешь в виду? Какие проблемы с цветами?

Майка продолжала веселиться:

— Каждый цвет означает определённое чувство. Красный — страстную любовь, жёлтый — дикую ревность, розовый — радость, симпатию, благодарность, зелёный — надежду, но зелёные орхидеи — редкость. Как и голубые, а этот цвет означает дружбу и доверие. Фиолетовый — раскаяние и скорбь. В Зютеке, похоже, бушевала целая буря чувств, поэтому он не заморачивался и скупил всё.

В Доминике тоже проснулось давно забытое веселье.

— Красных и жёлтых маловато, — заметил он.

— Что свидетельствует о компетентности продавщицы. Мужчины ещё и дальтоники, наверняка помогала ему выбирать.

Раздался звонок стационарного телефона. Доминику достаточно было протянуть руку, но он не реагировал, будто оглох.

— Ты возьмёшь или я? — спросила Майка.

— Я звонков не жду, — ответил муж и удалился на кухню.

Майка почувствовала огромное облегчение. А ведь уже начинала беспокоиться: Доминик выглядел слишком нормальным, неужто эта гадина уже оклемалась? Не может быть! Выходит, нет. Майка подошла к телефону и сняла трубку:

— Слушаю!

На другом конце дышали, слышались какие-то шумы, затем последовало фырканье, и связь прервалась. Майка расцвела на зависть букету Зютека и тоже пошла на кухню.

— Раз уж занялся чаем, сделай и для меня, — сказала она самым обычным тоном.

Доминик довольно беспомощно стоял над плитой. Сделать чай, пожалуйста, без проблем, но он только сейчас почувствовал, что голоден. Тоже обычное дело, вернулся человек с работы к самому ужину. И еда-то есть, даже горячая, что-то в кастрюльке пахнет, вот только с едой в чужом доме, как ему смутно помнилось, были какие-то осложнения. Не хочет он осложнений, хочет есть!

В доведённой им до совершенства манере вычёркивать из памяти все неприятные события Доминик зашёл чуть дальше, чем следовало бы, и вычеркнул также сепарацию от стола и ложа. Правда, касательно ложа сепарация и так уже пару раз споткнулась и здорово хромала, но вот свободно питаться на вражеской кухне что-то ещё мешало. Что именно, он не знал, не хотел знать. НЕ ХОТЕЛ!

Майка уселась за стол, отодвинув подальше на всякий случай каменную подставку под горячее. Что происходило с ненаглядным муженьком, она видела, как на ладони, а вот в ней самой разыгралась нешуточная борьба.

Одна часть её естества, рациональная, намеревавшаяся вывести кретина из ягодичного одурения, совершенно конкретно подсказывала, что следует делать. Подладиться. Помочь дурашке обрести равновесие, чтобы забыл, как лопухнулся, иначе ему от паранойи не избавиться. А чтоб самой не быть муженьку вечным укором, ей тоже надо симулировать полный склероз. Какая такая Вертижопка? Впервые слышу, поругались из-за того, кто будет отвечать за финансы, но всё само собой устроилось…

Другая же часть была ужас насколько более соблазнительной! Вскочить, проорать, всё что думает (никакие рыки Доминика даже в сравнение не годятся), запустить в эту сволочь всем, что под руку попадётся, а на скудоумную башку надеть кастрюлю ещё с не остывшей курицей с рисом, отхлестать по глупой роже, схватить за уши и молотить об стену, чёрт с ней, со стеной, пусть хоть треснет! Проверить на нём прочность дуршлага, тёрки, мясорубки…

Доминик поставил перед ней стакан с чаем. Налил такой полный, что немного выплеснулось на блюдце.

— Ой, прости, пожалуйста, — извинился он.

— За что?! — Майка рявкнула так, что задрожали пока ещё целые стены, а Доминик испуганно уставился на жену.

То, что сидело за столом, жену напоминало мало. Вообще на человека не походило, скорее, уж на вулкан, тигрицу, стоглавую гидру, при виде которой бежал бы с позором любой Геркулес…