Кровавая Обитель

Энний принес меня к небольшому скверику, расположенному в самом центре города, но кажущемуся укромной тихой гаванью. Наверняка здесь замечательно гулять, когда хочешь побыть в одиночестве или наедине с тем, кто для тебя наиболее важен. Демонит осторожно поставил меня на землю и посмотрел на мерцающий при свете кровавой луны небольшой пруд.

— Днем здесь есть лебеди, — негромко сказал он.

— Может, когда-нибудь мы придем сюда и днем, — улыбнулась я, взяв его под руку и прижимаясь всем телом.

Он обнял меня и, слегка поглаживая по плечу, произнес:

— Это место всегда ассоциировалось у меня с матерью.

Я замерла, почувствовав скрытую боль в его голосе. А я ведь в сущности ничего о нем не знаю. Только то, что он сын главы одного из демонских кланов, поразительно красив и неравнодушен к азартным играм. Но что скрывается в глубине его души? Думаю, сегодня он привел меня сюда не просто так. Хочет приоткрыть передо мной часть своей жизни, о которой вряд ли рассказывает первому встречному. И от этого все внутри сжалось. Я боялась неуместным словом или жестом нарушить хрупкое доверие, возникшее между нами. И все же чувствовала, что сказать что-то нужно, пока он не пожалел, что вообще привел меня сюда.

— Где она сейчас? Твоя мать…

— Умерла, — слова прозвучали глухо и невыразительно, но я сильно сомневалась, что внутри Энний остался таким же спокойным.

— Если не хочешь, можем не говорить об этом… — тихо сказала я и нежно погладила его руку, лежащую на моем предплечье.

Вглядываясь в мерцающую рябь на воде пруда, демонит все тем же чуть отстраненным голосом заговорил:

— Она была дочерью торговца сукном… Отец заметил ее, когда однажды проезжал мимо их лавки. Ему ничего не стоило сделать так, чтобы скромная тихая девушка потеряла голову. Она очень его любила… Он же… Думаю, его просто привлекла ее красота. Мне говорили, я очень похож на нее…

— Тогда она и правда была красавицей, — прошептала я, как завороженная глядя в его задумчивое лицо.

— Только вот счастья ей это не принесло, — его черты исказились. — Глава могущественного демонского клана охладел к своей новой игрушке уже через несколько месяцев. А она осталась жить со своим позором. От нее отвернулись все. Мой дед-суконщик почти с ней не разговаривал, считая, что она опозорила его честное имя. Не знаю, жалела ли она о чем-то. Рядом со мной старалась никогда не показывать, что ей плохо или грустно.

Помню, как мама гуляла здесь со мной. Когда я стал чуть старше, мы вместе кормили лебедей. Она говорила со мной обо всем на свете. Хотя я не все тогда мог понять. Думаю, она все же болезненно воспринимала свое одиночество, невозможность поговорить по душам хоть с кем-то. И я стал для нее всем миром… Помню, как лет с пяти начал спрашивать ее об отце. О том, кто он такой и почему не с нами. Это единственное, о чем она ни разу не говорила…

Он умолк и я решилась сказать:

— Наверное, ты очень ее любил…

— Трудно не любить того, кто был для тебя всем. Единственное, что я слышал от остальных — ублюдок, незаконнорожденный, отродье… Дед в мою сторону и не смотрел, считая главным виновником того, что случилось.

— Понимаю… Люди жестоки… У нас в поселении так же.

Я вздохнула, вспомнив о том, что и сама косо смотрела на незамужних девушек, принесших в подоле.

— Отец появился в моей жизни, когда мне было семь. Случайно увидел нас с мамой на улице. Она застыла посреди дороги, а я все понять не мог, что произошло. Вертел головой, дергал ее за платье, спрашивал. А потом увидел всадника в богатой одежде и бархатном плаще. Помню, как мне захотелось покататься на лошади и с каким восторгом я смотрел на животное. А потом услышал в голове мысленное обращение: «Как тебя зовут, мальчик?» Сам не знаю, как, но смог так же мысленно ответить. Не понимал, кто же ко мне обращается, пока не поймал пристальный взгляд всадника.

Тот больше ничего не сказал и уехал. Но тем же вечером пришли посланцы от моего отца и предложили за меня хорошие деньги. Мать валялась в ногах у деда, умоляя не отдавать меня. До сих пор слышу ее плач, стоит вспомнить об этом… И как он отпихнул ее ногой, словно паршивую собаку, а потом схватил меня и швырнул слугам моего отца. «Я бы и даром отдал этого щенка! Но так хоть прок будет». Видел, как он взял деньги, с довольным видом их пересчитывал. Как выла мать, словно раненая волчица, и пыталась отнять меня из рук двух огров. Ты видела этих молодчиков и знаешь, на что они способны… Она ничего не могла сделать… Я тоже плакал, потому что плакала она. Тогда еще не понял, что произошло. Не понял, что отец посчитал меня достойным своего покровительства. Но при этом его не заботило, хочу ли я сам принимать его.

— Какой ужас!

По моим щекам скатывались слезы, а сердце щемило от боли, которую я невольно испытывала. Бедная женщина! Представляю, каким страшным ударом оказалось для нее лишиться единственного смысла в жизни. Своего ребенка.