К Путилину подлетел половой в красной косоворотке, расшитой по высокому вороту и подолу белым шелком, перетянутой серебряным кушаком:
— Позвольте посадить вас к столику, — развратно изгибаясь, скороговоркой произнес половой. — Вот сюда. — Он сдернул с локтя салфетку и смахнул невидимую пыль с Я крахмальной скатерти. — У нас нынче поразительная осетрина в галантире — сплошное упоение-с! Симфония! Водочки померанцевой или простой? Графинчик маленький или сразу большой? Ежели временем располагаете, можете из аквариума живого карася приказать — вон зебрами шевелит, жирный, паразит, как поросенок, право!
Тут агенты подали голос, начали шуметь — по сценарию.
— Эй, хозяин, чего тут мне принесли? — кричал один. — Не бифштекс, ошметки какие-то!
Другой горлопанил еще шибче:
— Ты, узурпатор, чего? Влюбился, что ль? Соли бухнул полфунта — а я есть должен! Без-зоб-разие! Буду начальству жалиться! Народ травят…
Лицо буфетчика исказилось злобной усмешкой. Он медленно вышел из-за стойки, приблизился к шумевшим:
— Чем вы недовольны? Эй, Никифор, поменяй порции у этих.
И в тот же миг оказавшийся за спиной буфетчика Путилин резким и сильным движением руки перехватил его шею, потянул назад. Буфетчик повалился на спину. Агенты дружно набросились на преступника, нацепили ему наручники.
…Буфетчик был настолько уверен в своей безнаказанности, что даже не нашел нужным далеко прятать мешочек с золотом. Вместе с какой-то рухлядью он лежал у него на кровати под подушкой.
Вопреки очевидности, буфетчик пытался запираться:
— Никого я не убивал! И в Питере уже целый месяц не был!
— Откуда же у тебя золото отца Иллариона?
— Золото мое, а мешочек сам Илларион мне подарил… на память.
— Врать-то нехорошо! — веселился Путилин. — Ведь ты еще в прошлый вторник в келье Иллариона сидел, рассказывал, что десять пачек чая китайского бандерольного, с жасмином, купил в магазине на Невском у Чекалина. Да еще иеромонаху пожертвовал от щедрот своих пачку. Только ты зря резать его стал. Грех-то какой! А если бы насмерть? С трудом удалось отходить…
Дитмар еще больше выкатил бесцветные глаза, прохрипел:
— Так он жив?
— Вот сейчас повезем на очную ставку! Ты ведь кортиком резал? Куда его спрятал?
— Под половицей, — признался вконец ошалевший буфетчик. — Да не под той, а вот под этой, у окна. Гвозди надо выдернуть.
Достали офицерский морской кортик с золотой и серебряной отделкой. Путилин покачал головой:
— Это ты тоже спер! Ну, шустрый… За что тебя из флота того… фьють?
Лицо буфетчика еще больше налилось багровой кровью, но сквозь зубы пробормотал:
— Будто я взял судовую кассу…
— А ты, конечно, не брал? — Путилин счастливо засмеялся. — А отец Илларион за тебя заступался?
Буфетчик широко раздул ноздри, с ненавистью сплюнул себе под ноги:
— И это рассказал! Ну, заступился, не стали меня судить. Так лучше бы тогда судили, все легче бы отделался, чем в Сибирь теперь идти. Ведь он точно знал, что я забрал деньги, а меня, вишь, выгораживал: «Вина не доказана!» — И с недоумением, словно в бреду, затараторил: — Ну как же он выжил? Не понимаю, не понимаю! У-у!
…Тут же, сидя в задней комнатушке станционного буфета, составили протокол. Путилин дождался, когда буфетчик поставил свою подпись, и с какой-то странной печалью взглянул Дитмару в глаза:
— Нет, сукин сын, не сомневайся, свое черное дело ты сделал крепко — иеромонаха убил. Хочу верить, что тебя ждет самый печальный конец.
Забился, завыл со звериной яростью убийца:
— У-у, об-ма-ну-ли, оби-иде-ели!..
Современник вспоминал: «Путилин был очень возбужден и горд успехом своей находчивости».
Петербургское начальство давно смотрело на знаменитого сыщика как на героя, а тут сам Император Александр Николаевич призвал главу сыска и дружески изволил сказать:
— Я восхищен, Путилин, твоей блестящей деятельностью. Мне жаль, что малое образование не позволяет назначить тебя товарищем министра внутренних дел!
Один из умнейших людей той замечательной эпохи, А. Ф. Кони с нетерпеливым любопытством вопрошал:
— Теперь, Иван Дмитриевич, вы раскроете свои секреты? Без вскрытия трупа невозможно было объяснить количество суток, прошедших с момента убийства. Но вы с поразительной точностью сумели сделать это!
Не без некоторого самодовольства сыщик усмехнулся, словно хотел сказать фразу, которую от него в минуты откровения слышали собратья по профессии: «Хоть мы университетов не кончали, но Господь не обделил и нас талантишком». Вслух же сказал:
— Анатолий Федорович, это и вы могли бы легко сделать, если бы обратили внимание на «Санкт-Петербургские ведомости» трехдневной давности, лежавшие на этажерке с книгами. Почему я заявил о высоком росте преступника? Удары ножом он наносил сверху вниз, хотя убитый был рослым. Затем в стену вбиты три крючка — один над другим. Убийца предпочел воспользоваться верхним — ему так было удобней…
— И оставил там след крови?
— Правильно! Еще: на полу осталось несколько четких кровяных отпечатков обуви — размер громадный, и отпечатки эти не принадлежали иеромонаху.