Кровавая плаха

Целуя жену и детей на платформе Николаевского вокзала, он радостно воскликнул:

— Пусть лопнут теперь от зависти все мои недоброжелатели. И первый — Модест Корф!

Он смешно передразнил старика:

— «О службе вы должны думать во время сна!» Вот пусть и думает его лысая башка!

Супруга не смогла сдержать улыбку.

Раздался третий звонок. Поезд дернулся и, набирая ход двинулся в сторону северной столицы. Обладатель капитала направился в сторону противоположную.

Всю ночь веселился отставной надворный советник в «Эрмитаже». Он заказывал немыслимые блюда, притащил в зал кучера и под хохот посетителей заставил налить для лошадей ведро шампанского (которое пить те не стали, но выпили кучера), засовывал цыганкам из хора в лифы смятые сторублевки, держал на коленях какую-то Нюру и клялся, что женится на ней. Было еще много забавного, но наследник больше ничего не запомнил.

Очнулся он у себя на Козихе. Страшно болела голова, и стыдно было встречаться глазами с прислугой. Впрочем испив огуречного рассола, ближе к обеду он пришел в себя и приласкал горничную Феню.

Та начала плакать.

Барин рассердился и выгнал ее из покоев. Но скоро отошел сердцем, опять позвал горничную и подарил ей пять рублей.

— Прекрасная, однако, жизнь! — сказал самому себе фон Зон. — Особенно когда есть деньжата.

Через неделю он вернулся в Петербург. Жене объявил:

— Следует сдать внаем этот дом и перебраться в Москву. Там жизнь и дешевле, и веселей. Да и дочерей скорее пристроим за хороших женихов.

Жена, привыкшая к покорности, не возражала.

— Как раз к Рождеству и переедем! — заключил разговор фон Зон. — А пока следует нанять управляющего, пусть срочно займется ремонтом усадьбы в Козихинском переулке.

Стали готовиться к отъезду. Но красивая жизнь продолжалась.

Прекрасная незнакомка

Жизнь отставного надворного советника стала сплошным праздником. Не жалея ни денег, ни здоровья, он закатывал кутежи в ресторанах, поил друзей и незнакомых.

— Какой ты прекрасный человек, фон Зон! — говорили приятели. — Богатство тебя нисколько не испортило.

— И не испортит! — куражно соглашался тот. — Эй, человек, еще шампанского. Полдюжины, меньше не приемлем!

Седьмого ноября 1869 года фон Зон нанял извозчика и направился в Благородное собрание. Недолго покутив там с друзьями, он в восьмом часу вечера решил навестить заболевшего сослуживца по Департаменту законов.

При выходе из собрания фон Зон едва не столкнулся с юным очаровательным существом.

— Пардон, мадам! — Он галантно приподнял шляпу. — Простите мою неловкость.

Барышня смущенно улыбнулась.

Фон Зон после шампанского всегда становился с прекрасным полом особенно храбрым. Со всем жаром сердца он предложил:

— Если вы позволите, я с превеликим удовольствием отвезу вас куда прикажете. Мой экипаж в вашем распоряжении.

Девица еще раз улыбнулась, на этот раз менее робко. Ее темные глаза безотрывно и маняще смотрели на него. Она проговорила:

— Если вы хочите, отвезите меня в «Эльдорадо». Там меня братец дожидаются.

— С превеликим удовольствием!

Извозчик хрипло гикнул:

— Э-эй, шалая, пошла! Ух, я тебя! По-осторонись!

По дороге фон Зон гладил руку, а затем целовал шейку новой знакомой и вообще проявлял все более возраставшую смелость. Та хихикала и слабо сопротивлялась.

Когда извозчик остановился возле «Эльдорадо», фон Зон пребывал уже во вполне раскаленном состоянии.

— Поехали со мной в номера, — сделал предложение совсем осмелевший ухажер. — Я тебе десять, нет, двадцать рублей подарю. Я тебя люблю!

Девица согласно пожала ему руку и быстро произнесла:

— Я не такая, как вы думаете. Но вы мне, дяденька, очень нравитесь. Ждите, я сичас к вам вернусь!

«Эльдорадо»

Оставшийся в экипаже фон Зон нетерпеливо стучал перчатками по колену и соображал, в какие номера лучше отправиться. Скоро вернулась юная очаровательница и шепнула;

— Меня братец не пускает с незнакомым человеком. Вы познакомьтесь с ним, он добрый, глядишь, и отпустит!

Фон Зон был в нерешительности. Знакомство с «братцем» не входило в его планы. Но девушка дернула его за рукав пальто и требовательно сказала:

— Ну что же вы, дяденька?

Он расплатился с извозчиком и прошел в широкие дубовые двери ресторана. Здесь собиралась разношерстная публика. Вопреки полицейскому запрету, в кабинетах шла азартная игра. Воздух был прокурен. Зал набит битком.

Швейцар принял дорогое английское пальто гостя. Услужливый метрдотель подвел его к столику, где можно было сесть двоим.

— Тебя как зовут? — обратился фон Зон к спутнице.

— Еленой Дмитриевой кличут.

— Стало быть, Алена. Красивое имя! А меня зови Николаем Христиановичем. Будем теперь дружить. Ты не пожалеешь, Алена!

Вскоре к их столику подошел молодой человек в тужурке, которые обычно надевали рабочие по праздничным дням.

— Это мой братец, — кивнула на него Алена. — А это Николай Христианович.

Невысокий, тщедушный человек с приподнятым правым плечом протянул влажную ладонь, представился:

— Максим Иванов!

— Ради приятного знакомства следует выпить! — предложил фон Зон.

Мужчины выпили водки, а девица шартрезу. Старавшийся казаться развязным, Максим с налетом важности произнес: