— Неужели съехали? — прошептала Татьяна.
Она прошла в спальню юноши, распахнула дверь и застыла в ужасе. На кровати лежал человек. Лежал он на спине, ровно вытянув вдоль туловища руки. На ногах черным лаком блестели штиблеты — она сразу узнала их. Но на лежавшем был дорогой пиджак с золотыми пуговицами — тот самый, что носил важный господин. И еще: у лежавшего отсутствовала голова.
На ватных, непослушных ногах Татьяна выскочила в коридор, истошно закричала:
— Скорее, сюда! Тут — убийство…
Минут через тридцать в Лештуков переулок вкатился фырчащий автомобиль. Из него вылез со своей бригадой сам Филиппов — начальник Петербургской сыскной полиции. Он был энергичен и удачлив.
Укрепив треногу, фотограф аппаратом Бертильона делал стереометрические снимки трупа. Медик соскабливал темный сгусток крови — для анализа. Сыщики обыскивали помещение. Филиппов, развалившись в кресле, диктовал секретарю текст протокола осмотра места происшествия.
Медик произнес:
— Судя по состоянию трупа, убийство произошло часов двенадцать — четырнадцать назад.
— За это время отошли поезда на Москву, Варшаву, Батум, Владивосток… Ищи-свищи! — покачал головой Филиппов. — А может, где поблизости спрятался убийца? Что у вас, Смирнов?
— Вот, два ножа — клинки длиннющие! Лежали в сливном бачке. — Маленький, юркий Смирнов выпучил глаз с бельмом. Вопреки этому дефекту, он видел, кажется, сквозь стены. — И вот валялась под ванной — мыльница, кажись, серебряная. Вензель на ней — А.
— Прекрасно! А что одежда?
— На пиджаке этикет «Ателье-люкс мастера Жака. Москва», — пробасил Каллистратов, мужчина гигантского роста с бычьей шеей, поросшей рыжей шерстью. Прежде он был профессиональным борцом в цирке.
— Ищите голову убитого! — строго сказал полковник.
— Все перевернули — нет ее. Ведь это, извините, не тараканья голова — ее легко заметить. Не для того ее отрезали, чтоб нам приятный сюрприз оставить.
— А вы, Смирнов, почему еще здесь? На поезд опоздаете. Срочно — в Москву!
— Не опоздаю, Владимир Гаврилович! — Сыщик покрутил своим уткообразным носом. — Только скажите на милость, не мерещится ли вам, будто паленым мясом тянет? Такой ле-егкий дух, эфирный. А?
Полковник втянул в себя воздух:
— Что-то этакое есть! Поди, с кухни…
Портье, любивший острые ощущения и по этой причине вызвавшийся быть понятым, по-военному четко ответил:
— Никак нет-с! Наша кухня в другом крыле расположившись, и сюды запахи доходить не имеют возможности.
— Тогда откуда запах жареного мяса?
Смирнов кивнул на чемодан и большую сумку с инструментами, которые судебный эксперт поставил к стене, закрыв таким образом от взоров печную дверцу:
— В топку кто заглядывал? — И он, распахнув металлическую дверцу, посмотрел вовнутрь. Затем спокойно, как об обыденном, сказал: — Голова там!
Когда мужественный атлет Каллистратов осторожно извлек из топки голову и положил ее на ломберный столик, даже бывалые сыщики побледнели, а любопытный портье грохнулся без чувств на мягкий ковер, покрывавший пол.
Очевидно, преступник пытался сжечь голову, но безуспешно. Она лишь местами обуглилась и изрядно обгорели волосы. Голова была варварски обезображена: вырезаны щеки и глазные яблоки, отхвачены ножом уши и губы, так что выглядывали два ряда ровных белых зубов. Кожа со лба была содрана. Уши, свернувшиеся темно-розовыми пельменьками, тоже вытащили из печи.
— Под какими фамилиями приезжие записались в книгу постояльцев? — обратился Филиппов к немного очухавшемуся портье.
— Они не записавшись! Господин постоялец сказал: «Потом, потом! Сейчас некогда!» И положил деньги за трое суток — семь рублей с полтинником.
— Господин полковник! — прогудел Каллистратов. — Девица-горничная желает вам сказать нечто важное.
Полковник увидал миловидную девушку лет восемнадцати с зареванным личиком и толстенной, соломенного цвета косой. Они опустились на угловой диванчик. Татьяна все, что знала, поведала полковнику и дала прочитать записку юноши.
И удивленно развела руками:
— Если убит юноша, то почему на нем пиджак постояльца?
— Или наоборот: этот господин перед смертью надел на себя чужие брюки и ботинки? — Филиппов с сочувствием посмотрел на Татьяну. — Это действительно весьма загадочно. Впрочем, вам большое спасибо. И позвольте сфотографировать записку — это пригодится.
Филиппов уже выяснил, что человек был убит спящим на постели. В области сердца зияли две глубокие смертельные раны. Их форма совпадала с клинками ножей, найденных Смирновым.
…Громадная толпа, собравшаяся в Лештуковом переулке, с ужасом наблюдала, как из подъезда вынесли носилки, покрытые рогожей, и поставили их в санитарную карету. Каллистратов отдельно нес хозяйственную сумку, в которой лежало нечто, формой напоминавшее арбуз.
Из меблированных комнат начался панический отъезд жильцов.
Телефон в Москве впервые заговорил 1 июля 1882 года и очень быстро стал необходимым атрибутом городской жизни. Номера шли по порядку — от 0 до 5–88–99.
Номер 11 был у начальника сыска А. Ф. Кошко.
Вот с ним и соединился теперь Филиппов. Он кричал в трубку: