Кровавая правая рука

Вот скрипнул пол за дверью маленькой кладовой, где старый Мак-Комер держал свой садовый инструмент. Но когда я отложил карандаш и, повернув голову, прислушался, больше не раздалось ни звука. Полы,в старых домах иногда сами поскрипывают. Когда никто по ним не ступает.

Старомодный отделанный деревом настенный телефон, висящий на кухне, время от времени коротко позванивает. Но это не потому, что кто-то звонит, сюда.

Здесь общая линия, и звонок в этот дом - пять длинных и пять коротких. Сейчас линия вообще свободна - телефон позвякивает сам по себе.

Я не могу позволить, чтобы все эти легкие незначащие звуки отвлекали меня от задачи. И все-таки сейчас, когда пишу эти заметки, я чувствую властную потребность прислушиваться к каждому шороху и поднимать глаза на скользящие вокруг меня тени.

Я никогда не был ни профессиональным полицейским, ни сыщиком-любителем. Преступления не привлекают меня. Мной руководит не инстинкт охотника за людьми, а желание спасти человеческую жизнь.

Как хирург я, кажется, вполне владею научным методом и мой главный принцип - подходить к фактам объективно. Я наблюдателен, у меня аналитический склад ума и привычка всегда подмечать разного рода мелочи и раскладывать их по полочкам своего сознания.

И может быть, из всех деталей, которые я успел заметить -и рассортировать за последние несколько часов, я смогу построить рациональную, без привлечения сверхъестественных сил, версию, объясняющую, где сейчас убийца, И доказывающую, что он - человек, а не галлюцинация и не демон. Но я смогу это сделать только при условии, что объединю все детали в единое целое, не упустив ни одной мелочи, какой бы тривиальной она ни казалась.

Как раз это я и должен сейчас сделать, не обращая внимания на все остальное. Убийца ходит на свободе. Существует злокачественная опухоль, которую нужно локализовать и отсечь. Обычная проблема диагноза, не более того.

Я должен записать для исследования все известные факты - точно так же, как хирург изучает историю болезни, чтобы наметить план операции. Это путь долгий и утомительный, но единственно надежный. Тысячи ярких догадок могут молнией пронестись в сознании человека. И каждая из них может на мгновение ослепительно блеснуть. Но все они затухают, не оформившись ни во что определенное, и тьма вокруг становится еще гуще. Зато факты, записанные на бумагу, становятся материальными. Они приобретают какую-то форму. Их можно оценивать и сопоставлять, И главное, их можно суммировать.

Во всех случаях я стараюсь пользоваться именно этим методом рассуждения. Я должен заставить себя применить этот метод и сейчас. Если еще осталось время.

Пусть другие продолжают охотиться за ним в темноте. Пусть они находят тела новых убитых им людей. Похоже, что именно это и произошло недавно, когда я услышал вдали взволнованные крики и лай собак. Но ЕГО они еще не нашли. А почему?

В этой головоломке не хватает какой-то детали. Или, может быть, в ней есть лишние детали, которые мешают ее собрать? Ответить на вопрос человека, который сейчас уже мертв. Понять, где сейчас Штопор - человек в оборванной одежде, маленький приземистый человек, грязный ухмыляющийся человечек с взъерошенными каштановыми волосами и голосом, так странно напоминающим мой собственный.

Потому что на этот вопрос я тоже должен ответить. Об этом нельзя забывать.

Наверное, если бы я смог его увидеть, ответ был бы мне ясен.

Очень хорошо. Сейчас я здесь. Я начну отсюда.

Я сижу у обшарпанного стола в гостиной летнего дома покойного Адама Мак-Комера, отставного профессора психиатрии Из Гарварда. Дом находится на дороге из Уипль-Вилля в СтоуниФолз, среди холмов Северного Коннектикута, в сотне миль от Нью-Йорка. Сегодня четверг, одиннадцатое августа. Время - половина четвертого утра.

На столе передо мной лежит стопка желтоватой бумаги и коробка заточенных карандашей. Керосиновая настольная лампа с зеленым абажуром освещает записи.

Когда я поднимаю голову, то вижу в стеклянной двери секретера свое отражение и комнату, позади освещенную тусклым светом. Человек с круглой головой, покрытой коротко остриженными рыжеватыми волосами, с покрасневшими карими глазами и загорелым веснушчатым лицом - это я сам, Гарри Ридл, доктор Генри Н. Ридл Младший. Это я, собственной персоной. Человек, которого я знал всегда, все двадцать семь лет.

Книжные полки за стеклянными дверцами заполнены всевозможными толстыми справочниками старого Мак-Комера. Вот стоит ярко-красный том "Кто есть кто в Америке"; вот "Садовые цветы, их выращивание и культивация" в зеленом переплете. Между ними стоит в мрачно-коричневом клеенчатом переплете книга толщиной добрых шесть дюймов. Это принадлежащий перу самого хозяина монументальный труд - "Психопатология убийства". Кропотливый анализ того, что происходит в сознании убийцы. Этот труд давно стал классическим во всех медицинских школах, где читают расширенный курс психологии. Он выдержал уже Бог знает сколько изданий.