— Знаешь, свидания сильно изменились с 1960 года. Ты вообще созрела для свиданий?
— Я скончалась в 1968 году. И да, я достаточно взрослая. Мне пятнадцать. Хотя у меня особо не хватало на это времени. Приходилось помогать маме растить четверых детей, работать по сменам в закусочной и прачечной. Только так мы могли сохранить крышу над головой.
Мой смех умирает. Черным детям приходится нелегко в наше время. Не могу представить себе Хейвен в 60-е годы. Я думаю о семье Дианы после ее смерти. Она не упомянула своего отца. Он умер раньше нее? Узнали ли они когда-нибудь, что с ней случилось?
Ответ, хотя это произошло несколько десятилетий назад, злит меня.
Нет. Не узнали.
Местная полиция не стала бы тратить силы на поиски пропавшей девочки из бедной черной семьи.
— Не пойми меня неправильно. Я не гордый человек. Я приму любую помощь, которую смогу получить. — Надеюсь, дав ей возможность покритиковать меня, я сменю неловкую тему. — Что я делаю не так? С Розой, я имею в виду?
— Чего вы ждете? Вы постоянно откладываете с ней отношения. Теперь вот назначили очередное свидание через шесть дней. Что-то обязательно случится. Разве не так вы всегда говорите? «Возникло кое-что». Встретьтесь с ней завтра. Вам повезло, что она вообще хочет быть с вами.
Такова плата за то, что я ослабил бдительность. Пятнадцатилетняя девочка, которая умерла пятьдесят шесть лет назад, отчитала меня как пятилетку.
— Ну, — говорю я, запинаясь. — Все не так просто. Последние несколько лет очень сильно ударили по мне, понимаешь? Сильно — не то слово, детка, и вчерашнему дерьмовому балагану нужно несколько дней, чтобы улечься. А тут еще и ты.
— Видите? «Кое-что случилось, Роза». Я никуда не уйду, Ник. Не используйте меня в качестве оправдания.
Я хмурюсь в ответ и засовываю руки глубоко в карманы. Думаю, моя нижняя губа тоже выпячивается. Мы идем в тишине, мокрая трава хлюпает под ногами. Я чувствую, как холодный туман просачивается сквозь штанины, как меркнут городские огни, когда мы углубляемся в парк. Диана не издает ни звука.
Звуков вообще нет.
Туман становится гуще. Это неестественно. Мой желудок опускается. Я поглаживаю «Ругер» под мышкой. Он может причинить вред людям и некоторым меньшим демонам, но существует нечто большее.
У меня даже нет ни капли железа.
— Диана, — шиплю я, делая паузу и доставая свой пистолет. — Держись поближе ко мне.
Я бы хотел сказать, что она будет в безопасности, ведь она призрак, но есть сущности, которые сделают призрака мертвее, чем его первый раз в аду.
Мое дыхание громко отдается в ушах, когда я проглядываю сквозь туман. Температура падает, и я жалею, что вообще переступил границу проклятого Мидоу-парка. Стиснув пальцами рукоять «Ругера» из стального сплава, я обнажаю зубы в беззвучном рычании.
В ноздри ударяет вонь гнили, а вдалеке слышится рваное дыхание, словно тело волочат по гравию.
— Тебе не избежать вызова, Ник Холлеран. — Я узнаю этот голос, он звучит как скрежет ногтей по наждачной бумаге. — Я здесь, чтобы забрать тебя.
Я ругаюсь. Громче, чем следовало бы в присутствии ребенка.
Повернувшись, я широко раскинул руки, «Ругер» болтается без дела. С Хароном он все равно не поможет.
— Паромщик, давно не виделись.
Я одариваю его своей лучшей ухмылкой. На него она не действует. На него вообще никак не повлиять. Он видит Ад в черно-белых тонах. Ты жив или мертв, и если ты не дышишь, то ты — дело Харона.
Да, мы и раньше пересекались. Но никогда так.
— Ты должен был умереть, Ник Холлеран. Опять. То, что ты жив, меня раздражает. Давай разберемся с этим.
Глава 2
ТАК НЕЛЬЗЯ
— В последний раз, когда проверял — а поверь мне, Харон, делал это не раз с прошлой ночи — я дышу. Со мной у тебя нет никаких дел, приятель.
Паромщик просто стоит там, туман клубится вокруг его лодыжек. Представьте себе Клинта Иствуда в любом из его старых вестернов, затем снимите с него кожу, пока только воспоминание о ней не закроет острые углы, суставы и кости скелета. Оденьте его в черное — сапоги, брюки, рубашку. Добавьте стетсон и плащ, настолько темный, что он сливается с тенью позади него, превращаясь в пустоту.
Если долго смотреть на отсутствие света, можно вспомнить каждую душу, которая когда-либо жила и умерла. Этот сукин сын приветствовал всех и каждого, кто остался в Аду, своей безразличной, зубастой ухмылкой.
Таков Харон.
Парень — психопомп, крутое имя из легенд о живых. Забудьте, он именно проводник. Греки говорили, что он переправляет мертвых через Стикс. Другие культуры, другие имена, но во всех мифах он выполнял одну и ту же задачу. И в каждом из них это Харон. Есть только один, как Горец.
Какую функцию он выполняет в Аду, не представляю. Конечно, я понимаю, что он появляется, когда Рай закрывает свои ворота и выключает свет, как сосед, который делает вид, что его нет дома, когда вы без предупреждения звоните, но тут некуда деть жалкую душу, которая застряла в аду. Или все же есть?
Тем не менее он всегда появляется. Самый крутой гребаный пенни, который когда-либо чеканили. И сегодня он явился, просто чтобы поздороваться? Нет, я на это не куплюсь.