Таясь за боком верблюда от врагов, он расстегнул суму и вытащил оттуда позеленевшую медную лампу. Он прошептал нужные слова, потер ее как следовало, и в тот момент, когда Баба-яга уже протянула свою лапищу, чтобы схватить Лидочку, густой столб дыма поднялся над улицей и заставил Бабу-ягу отпрянуть.
Из столба дыма появился могучий джинн и прогремел недовольным голосом:
— Зачем ты побеспокоил меня, Аладдин? Мы же договорились с тобой, что я ухожу на пенсию.
— Прости меня, о повелитель злых духов! — воскликнул Аладдин, падая на колени. — Но случилось событие, которое заставило меня изменить слову. Если хочешь, казни меня, если хочешь, выслушай.
— Говори! — проревел джинн.
Он был страшен — ростом с двадцать этажей, темнокожий, голый и страшно зубастый.
— Нет, пускай он помолчит, — заявила Баба-яга, которая теперь не многим уступала джинну ростом. — Вы лучше, господин хороший, возвращайтесь в свою банку, продолжайте отдыхать, а мы тут без вас разберемся. Я вам как женщина советую.
Может быть, джинн и послушался бы Бабу-ягу, но он не выносил, когда ему давали советы женщины.
— Приказывай! — сказал он Аладдину.
— Я прошу тебя, чтобы все те, кого ты видишь вокруг себя, снова приняли свой прежний вид, в том числе и разрушенный дом Синдбада-морехода, и стали такими же, как прежде. И больше мне ничего не надо.
— И дворцов не надо строить, и голов не надо сносить?
— Ничего, мой друг.
— А потом снова на пенсию?
— А потом снова на пенсию.
— Быть по тому! — сказал джинн, и пока Баба-яга, Мальчик с пальчик и черный кот возвращались в свой прежний вид, он и сам уменьшился и залез в свой кувшин, а Аладдин заткнул его пробкой и положил на место в переметную суму на боку своего верблюда.
Баба-яга и Мальчик с пальчик не стали ждать выяснения отношений. Они с такой скоростью убежали из города, что Баба-яга забыла на площади свою треснутую ступу, и лишь верблюд успел наподдать ногой Мальчику с пальчик. А так как мальчик был маленьким, то его до сих пор так и не нашли.
Все вернулись домой к Синдбаду и устроили большой пир.
Король прислал специального придворного, чтобы тот извинился за поведение стражников и за то, что он сам, король, поверил такой гадкой клевете на Красную Шапочку.
А из следующего путешествия Синдбад-мореход привезет увеличительного порошка для Карабаса-Барабаса, и тогда, господа, — добро пожаловать в павильон гигантских бабочек нашего городского зоопарка!
ДЕТКИ В КЛЕТКЕ
Родителям Кати и Маратика не повезло с детьми. Им попались очень неудачные дети. Они еще не научились ходить, а начали шалить.
Сначала шалила Катя, потому что Маратик еще не родился. Она плевалась, дралась, щипалась, кусалась, а когда научилась говорить, стала ругаться.
Ее братик Маратик пошел по стопам Кати, но всегда от нее отставал в каверзах и потому еще больше сердился.
Когда Кате исполнилось пять лет, а Маратику три года, они вытоптали все цветы на клумбе возле дома и забросали землей соседскую бабушку, которая вышла, чтобы остановить это безобразие. Бабушку удалось откопать только на третий день. К тому времени она лишилась речи и слуха от холода и голода, так что о виновниках этого двойного преступления в городе узнали только тогда, когда бабушка написала их имена на листке бумаги.
Правда, увидеть их имена успела только медсестра Клавдия Брызжейко, потому что Катя, которая ожидала, что бабушка проговорится, с ночи дежурила под ее кроватью, и как только медсестра развернула листок, Катя молнией выпрыгнула из-под кровати и листок этот съела. Потом выпрыгнула из палаты с третьего этажа, разбив окно. Медсестра Клава Брызжейко лишилась сознания и до сих пор лежит дома с закрытыми глазами.
В ту осень Катя и Маратик совершили еще несколько страшных преступлений. Может быть, вам приходилось слышать о том, как столкнулись два поезда на запасном пути. Это Катя с Марата -ком пробрались на рельсы, вдвоем потянули на себя железнодорожную стрелку, и поэтому поезд Владивосток — Берлин попал на тот путь, где только-только начал разгоняться поезд, груженный подушками и одеялами для Аддис-Абебы. Поезда столкнулись нос к носу и рассыпались на вагоны. Это еще счастье, что люди из поезда Владивосток — Берлин, включая двух польских министров, венгерского певца и команды футболистов из города Любека, вылетели из вагонов и упали на подушки, которые были разбросаны вдоль путей.
Кате было очень обидно, что никто не догадывается о ее подвиге. Она уже немного умела писать и написала на стене вокзала:
«Это я, Катя Матина, и мой брат Маратик. Смерть падушкам!»
Люди проходили, некоторые читали, а прочтя, все говорили:
— Ну кто так пишет слово «подушка»? Это же ошибка!
Тогда Маратик сказал старшей сестре:
— Давай сделаем большую гадость.
— Какую?
— Пускай сгорит наш детский сад.
Кате понравилась мысль ее братика Маратика. Они украли у папы канистру с бензином, а у мамы — спички и пошли после ужина жечь детский садик. Детский садик запылал, как большой костер.
— Как жалко, — сказала Катя, — что сейчас в нем нет детей.