Кровавая шутка

Утром первого дня пасхи, когда евреи, разодетые по-праздничному, вместе с женами и детьми направлялись в синагогу, торжественное настроение еврейской части города было нарушено мальчишками-газетчиками, выкликавшими нараспев:

"Портрет Чигиринского! Жидовский пейсах! Три копейки!.."

Мальчишки приставали, навязывали листок, а евреи из совершенно необъяснимых побуждений покупали его...

То была знаменитая газета, носившая громкое название "Двуглавый орел". Обычно убогий, хулигански-бесстыдный листок ради еврейского праздника принарядился, увеличился в формате и украсил первую полосу большим портретом истерзанного Володи Чигиринского. Под портретом надпись вопила крупным шрифтом: "Помни, православный русский народ, имя умученного от жидов младенца Владимира Чигиринского! Берегите своих детей! 17 марта жидовская пасха..."

На других страницах был помещен ряд погромных статей. Одна из них была подписана самим редактором, не постеснявшимся прибавить к своему имени сан священника. Другая - неким "большим специалистом" по части "еврейских сект" и их обычаев студентом Коршуновым.

Первые два дня праздника прошли относительно спокойно... Но в первый промежуточный день, совпадавший со страстным четвергом, еврейская улица торжественно зашевелилась. Евреи шушукались, говорили полусловами и потихоньку укладывали вещи, выбирая наиболее ценные... И потихоньку же стали перетаскивать их в ломбард.

Но если люди среднего достатка, мелкая буржуазия дрожали за свои скудные ценности, то левиафаны городов - крупные богачи - спасали прежде всего собственную шкуру, которую они расценивают, как известио, очень высоко...

В теченне двух дней канцелярия губернатора была завалена прошениями о выдаче заграничных паспортов. Писцы работали как каторжники. "Видно, - шутили они, - наши еврейские крезы повредили себе желудки мацой! Все едут за границу!"

За богачами следом стали разъезжаться и буржуи второго сорта. Не за границу, а куда-нибудь, лишь бы не оставаться в городе, где назревает погром.

В городе остались извечные козлы отпущения, пассажиры третьего класса житейского корабля... Мелкие лавочники, ремесленники, маклеры, учителя и просто нищие, которые стали думать о спасении в самую последнюю минуту.

Это было в субботу, накануне "светлого христова воскресенья", на каковой день и предполагалась резня.

Но так как в субботу евреям нельзя ездить по железной дороге, они бросились к пароxодам. Пристань превратилась в походный лагерь, а пароходная касса стала центром военных действий. Полиция в неусыпной заботе о том, чтобы евреи "сами себе погрома не устроили", наводила порядок всеми доступными ей средствами...

А субботним вечером и в ночь под воскресенье все улицы, ведущие к вокзалу, были запружены евреями, женщинами и детьми, образовавшими бесконечную очередь за билетами. Выстоять все время не было никакой возможности, и евреи расположились не без комфорта просто на мостовой, у своих узлов и чемоданов, и ни за что не желали возвращаться в город...

Их успокаивали, говорили, что к губернатору уже отправилась депутация, но они упорно возражали: "Пусть богачи остаются!.."

Несчастные люди даже не подозревали, что богачи в это время колесили уже по Европам и подъезжали - кто к Монте-Карло, кто к Ницце и к другим укромным уголкам, где можно и в рулетку поиграть, и в картишки перекинуться, и вообще поразвлечься...

Среди массы беженцев на улице под открытым небом находилось и семейство Шапиро в полном сборе, включая и квартиранта, сына губернского предводителя дворянства, племянника губернатора и земского начальника - Григория Рабиновича-Попова...

***

Давид Шапиро крепился до тех пор, пока контора, в которой он служил, оставалась на месте. Но в пятницу, придя на службу, он нашел замок на дверях и узнал, что хозяева укатили за границу. Тогда он утратил последние остатки мужества и заявил жене по секрету:

– Сарра, дела обстоят очень скверно! Надо спасать детей и себя...

– Горе мне! - заломила руки Сарра! - Что? Уже бьют?

– Тише! Не кричи так! Еще никого не бьют! Что это за несчастье? Слова сказать нельзя!..

Обычная пикировка на сей раз закончилась тем, что супруги принялись согласно укладывать вещи. Все это надо было проделать по секрету от детей. Бетти с Рабиновичем, к счастью, не было дома, а Сёмке пытались объясннть отъезд вымышленной причиной. Но это был излишний труд: Сёмка за свою короткую жизнь уже успел вкусить от прелестей погрома и сразу понял, чем тут паxнет... В самый разгар сборов, однако, пришли Бетти и Рабинович.

– Это еще что за новости? - заволновалась Бетти. - Куда вы собираетесь? Удирать? Можете сколько угодно! Я с места не двинусь!

Рабинович, сообразивший, в чем тут дело, немедленно согласился с Бетти в том, что бежать неразумно. Во-первых, никакого погрома не будет, а во-вторых, если что и будет, то поддаваться панике не следует.

– Это вы так говорите? - сказал Давид. - Вы ничего не знаете о еврейских горестях! Где вы были в пятом году?