— Действительно ли мы такие разные, Джосс? Я имею в виду, подумай об этом: сколько дружеских отношений ты заводила с информаторами? Сколько раз ты работала под прикрытием или строила отношения с кем-то, с кем ты просто... заигрывала... для того, чтобы добраться до подозреваемого? Я охотник. Ты агент правоохранительных органов. Мы делаем то, что должны.
Джослин покачала головой.
— Так вот что это было, Тристан? Заигрывание? Это не то же самое, и ты это знаешь! Мы были напарниками.
Неожиданно Тристан шагнул вперед и взял ее лицо в свои большие ладони. Он провел по ее скулам подушечками больших пальцев и наклонился, чтобы поцеловать: поцелуй был нежным, мягким и совершенно неожиданным.
— И мы все еще можем ими быть, — сказал он низким, хриплым шепотом.
Джослин ахнула, глаза ее расширились.
— Тристан! Что ты делаешь?
Он улыбнулся.
— То, что хотел сделать со дня нашей встречи, — в его голосе не было ни капли сожаления.
Джослин потерла виски, пытаясь сосредоточиться на ситуации. Разбираться с этим новым... романтическим откровением... придется позже.
Она и так была уже на пределе. «Я мог думать только о том, как добраться к тебе. Спасти тебя. Увезти как можно дальше от этого монстра. Я должен был обеспечить твою безопасность прежде, чем рассматривать возможность охоты на него», — она проигрывала в голове слова Тристана. Охоты на него.
Охоты на Натаниэля!
Ее живот скрутило, и сердце пропустило удар.
— Подожди минуточку! Когда ты говорил, что нужно спасти меня перед тем, как охотиться на Натаниэля, что именно ты имел в виду? Ты говоришь о том, что попытаешься... убить его?
Тристан вздохнул и посмотрел ей прямо в глаза, его золотые зрачки потемнели от решимости.
— Натаниэль — вампир, Джослин, гораздо более опасный, чем ты предполагаешь. Да, конечно. И не попытаюсь, а убью его.
Джослин отшатнулась, как от удара, и страх стал завладевать ею, приходя на смену замешательству... когда тяжесть того, что Тристан действительно делал в долине, наконец, обрушилась на нее. Человек, которого она считала своим напарником, пришел в Лунную Долину с одной и только одной целью — поймать сильное, умное существо с красивыми глазами, страшной силой и неожиданной мягкостью... и убить. Кожа на внутренней стороне ее запястья начала гореть, а в сердце зародилась боль.
— Ты не серьезно, Тристан. Он, может быть, и вампир, но не зло. Ты не можешь просто убить его.
Тристан смотрел на нее с намеком на насмешку в глазах. В их глубине было еще что-то темное, едва заметное. Быть может, ревность? Гнев или презрение? Взгляд босса, которому бросил вызов подчиненный? Было не ясно, что именно он чувствует, но его решимость закончить свою работу — убить Натаниэля — была непоколебимой.
— Он зло, Джослин, и завтра утром, после того как ты улетишь отсюда, я сделаю то, для чего приехал, — он поймал ее запястье своей рукой, властно удерживая, словно в тисках, и посмотрел прямо в глаза. — И тогда я вернусь к тебе, и мы станем партнерами... как и должны были.
Джослин затаила дыхание, а затем пронзительно и высоко закричала. Она дернула свое запястье, но оно не сдвинулось с места.
— Тристан, отпусти меня! — она произнесла это как приказ... когда в действительности это была мольба.
Тристан медленно отпустил ее запястье, но не отвел прямой, несгибаемый взглядом.
— Не смотри на меня так, Джослин. Твоя симпатия к этому вампиру начинает раздражать. Знаешь ли ты, что он убил семерых заключенных в тюрьме в Калифорнии недавней ночью?
Джослин нахмурилась и покачала головой.
— Невозможно... когда?
— Воскресенье. Около четырех утра.
Джослин смотрела на пылающий огонь, наблюдая за светящимися оранжевыми языками пламени. Шипящие искры разлетались по всему очагу и, мерцая, исчезали в трубе.
Ее жизнь... все, что она считала правдой до этого момента... так же, как эти искры, исчезало перед глазами. Таяло. Увядало. Просто сгорало в пламени, пока реальность продолжала укладываться в голове.
Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить: субботний вечер... и четыре утра воскресенья. Что произошло в ту ночь?
Ах, да... Натаниэль увидел ее воспоминания о Валентайне и Далии и впал в такую ярость, что Маркусу пришлось успокаивать его. Фактически, Маркус приказал ему выйти и... поесть.
Обжигающие слезы навернулись на глаза, несмотря на то, что она пыталась отрицать напрашивающийся вывод. Это была правда. Натаниэль мог легко убить десяток человек в своей разрушительной ярости. И не проявил бы ни капли милосердия к банде преступников, особенно если они совершили преступления против женщин, невинных жертв, как Далия. Тем не менее, она по-прежнему не могла принять вердикт Тристана; все еще не могла поверить, что он был злом.
Джослин видела зло... и он не был им.