Кровавая судьба

Огромные мышцы Криса напряглись, когда он попытался броситься на существо, несомненно, надеясь схватить Натаниэля за шею и задушить, как часто делал со своими жертвами, но его руки не двигались. Они просто лежали по бокам, словно пара тяжелых гантелей.

Натаниэль встретил его взгляд и выжег четкую, яркую картинку своих смертоносных намерений в мозгу заключенного, посылая ему детальные изображения его разорванного горла. Он почти потерял возможность убить человека, так как сердце Криса, охваченного паникой, судорожно сжалось и прерывисто забилось. Предвестники сердечного приступа.

Натаниэль был разочарован.

Ему придется убить его гораздо быстрее, чем хотелось.

Отчаянно пытаясь позвать своего сокамерника, Крис изо всех сил старался открыть рот, но из него не вышло ни единого звука.

— Ты хочешь закричать, Крис? — прошипел Натаниэль, щелкая своими клыками перед испуганным человеком, его ум был наполнен диким туманом ярости и возмездия. — Я думал, кто-то такой сильный, как ты, примет свою смерть как мужчина. Ты же так наслаждаешься хорошей игрой в кошки-мышки, не так ли?

Несмотря на паралич, привязывающий его к тонкому, как лист бумаги, матрасу, Крис бесконтрольно дрожал с головы до ног, пот лился из его пор, как капли грязной воды из полузабитой насадки для душа.

Натаниэль бросился вперед так быстро, что его движение было смазанным.

Он вырвал большой кусок плоти из горла мужчины, яростно качая головой из стороны в сторону, как бешеная собака, пытаясь причинить как можно больше боли. Крис бился в конвульсиях, наблюдая, как разъяренное существо выплевывает огромную часть его горла на пол.

Именно тогда Натаниэль заметил Мартина, невысокого, коренастого сокамерника Криса, стоящего рядом с кроватью с каким-то самодельным ножом в руке. Сосед бросился на вампира, размахивая им с огромной силой, уверенный, что одержит победу.

Натаниэль остановил руку Мартина в воздухе. Воздействуя только разумом, он медленно повернул ее, направляя нож к лицу самого Мартина, и дал заключенному мощную команду, используя всю силу своего голоса — темные интонации абсолютной власти.

— Мартин, ты используешь это лезвие, чтобы сейчас выколоть себе левый глаз, но оставь правый нетронутым, чтобы не пропустить, как Крис с тобой прощается. Я ведь знаю, как ты любишь смотреть на страдания других.

Глаза Мартина расширились от ужаса, когда он понял, что больше не контролирует свою руку, а сердце Криса пропустило несколько ударов, прежде чем начало биться снова, как тяжелый барабан в оркестре, так громко, что, казалось, было слышно на другом конце камеры… его грудь резко сжалась, словно в тисках.

Натаниэль с отвращением покачал головой.

— У тебя действительно нет сердца, верно, Крис? Я разочарован, — он вздохнул. — Тогда, конечно, ты не будешь возражать, если я его просто вырву, не так ли?

Он вытянул руку перед лицом Криса и медленно позволил своим ногтям превратиться в острые когти, пока все пять не оказались прямо перед испуганным взглядом заключенного.

Крис стал призрачного оттенка белого, и его полные слез глаза закатились от ужаса.

Прорываясь без усилий через наружный слой оранжевого комбинезона, Натаниэль начал медленно вырезать круг на груди мужчины — чуть выше жалкого, слабого органа.

— Это за Эшли, — сказал он, отрезая его сосок и кидая в Мартина, который теперь просто неконтролируемо содрогался, неустанно вырезая собственный глаз, и темная кровь лилась из его глазной впадины, пачкая искаженное в агонии лицо.

— А это за Шейлу, — продолжил он, делая глубокий вертикальный разрез от груди Криса к животу, а затем просунул руку внутрь и отломал ребро. Оно сломалось, как тонкая куриная косточка, и Натаниэль бросил его в другой конец камеры. — А это за Лизу…

Он продолжал, имя за именем, ребро за ребром, пока не устал от игры, и, наконец, со светящимися диким оттенком красного глазами, с растущей угрозой в зрачках, потянулся внутрь всеми пятью когтями и вырвал бесполезное сердце.

Он поднял его перед лицом Криса, и оба заключенных с ужасом наблюдали, как вырванный орган продолжает биться.

— А это за меня.

Натаниэль зашипел от удовольствия, а затем склонил голову, длинные иссиня-черные волосы упали вперед каскадными волнами тьмы…

И он пил.

Пил, пока в теле не осталось ни единой капли крови, а потом медленно повернул голову в сторону, и дьявольская ухмылка прокралась на его залитые кровью губы.

— Как хорошо, что ты дождался своей очереди, Мартин. Я прошу прощения, что заставил тебя ждать. Теперь давай посмотрим на этот глаз.

Натаниэль спустился с верхней койки и склонился над изувеченным лицом, изучая работу Мартина.

— Я думаю, сойдет и так, — он усмехнулся.

Выпрямившись, он небрежно прошагал в другой конец камеры, прислонился к стене, и, скрестив руки на груди, отпустил Мартина от паралича, чтобы позволить ему несколько задушенных хрипов и стонов. Это не имело никакого значения — мужчина был слишком испуган, чтобы кричать, и испытывал слишком сильную боль, чтобы оказать стоящее сопротивление.

Натаниэль покачал указательным пальцем вперед и назад, будто выговаривая ему.