Она переехала в однокомнатную квартиру с телефоном и раздельным санузлом в кафеле, с обстановкой и покровителем, приходившим по вечерам, слава богу, не каждый день. Он оказался нулем… нет, хуже. Худой, морщинистый, с кучей заболеваний — вечно принимал по часам микстуры. От него пахло прокисшим супом и дорогим одеколоном. Да и штука между ног, требующая юного тела, на ощупь оказалась жалкой. Какие там «тонкости и прелести любви»! Правда, холодильник всегда был забит до отказа, он стремился «порадовать свою девочку», покупая тряпки, но не в дорогих магазинах, а на рынках, причем торговался из-за рубля. Белла наглела, требовала денег помимо назначенной таксы, научилась мастерски притворяться, когда он задавал глупейший вопрос:
— Тебе хорошо было, девочка моя?
— Да, — задыхалась от счастья Белла, что он так быстро выдохся и можно посмотреть телик. «Вот поступлю в театральный, уйду в общагу, а тебя пошлю на х…» — весело думала она.
Белла читала стишок на экзаменах, а лица в комиссии прокисали. Провалилась на первом же туре. Выловила престарелую бабку, заседавшую в комиссии, спросила, почему ее не приняли. Та важно сказала:
— Милая, у вас чудовищный южный говор. Хотите поступить в театральный вуз, занимайтесь речью, берите уроки.
Белла брала уроки и через год повторила попытку. Выходя из аудитории, услышала за спиной шепоток: такая красивая — и полнейшая бездарность. Особенно оскорбило слово «полнейшая», эдак произнесли в превосходной степени. Она превосходно бездарна! Естественно, опять провалилась на первом же туре. Мечты о звездной карьере разбились вдребезги. Что делать? Жить-то хотелось по стандартам миллиардеров. И тут вдруг…
Вскоре после провала на экзаменах покровитель привел настоящего барина, примерно своего возраста, но импозантного туза а-ля Омар Шариф. Покровитель относился к нему с низкопоклонством, отчего стал невыносимо противен Белле. Выпили, поели. Она готовила кофе, на кухню приплелся покровитель.
— Любимая моя, — мялся он. — Это очень влиятельный человек. Если мне удастся с ним договориться, мы с тобой поедем на Средиземное море. Хочешь?
— Хочу. Валяй дальше.
— Видишь ли, моя любимая девочка… мне очень… как бы это сказать… (Белла с любопытством уставилась на него, отставив кофе.) Ты ему очень понравилась… не могла бы ты его… слегка… приласкать? Ну, там ручку дать поцеловать, пошутить…
— И все?
— Смотри по обстоятельствам. Я уйду за тортиком… а ты с ним пообщайся сколько нужно. Угу?
— Угу, — насупилась Белла.
Хлопнула входная дверь. Ушел. Белла в сердцах швырнула в стену полотенце:
— Прям как в кино: муж подкладывает жену начальнику. Ну ладно, гад, гуляй.
Она принеслась в комнату свирепая, что поделать — молодость, ей было тогда двадцать лет, и напрямик заявила тузу:
— Короче, мой козел ушел гулять, а мне велел трахнуть тебя. Раздеваться?
Казалось, этого человека невозможно смутить, но он смутился, покраснел. Белла поняла, что ведет себя глупо и вульгарно. Мадам Тюссо часто называла ее богиней, но при этом говорила, что у богини манеры шлюхи с панели. От злости и обиды, от сознания беспомощности в привлекательном мире, где ей не находилось достойного места, Белла разревелась. Туз подождал, пока она наплачется, сунув платок ей в нос, затем участливо спросил, вызвав новый приступ жалости к себе:
— Ты не любишь его, Белла?
— Кого? — вскинула она фиалковые глаза, необыкновенно прекрасные в слезах. — Этого урода? Нет, конечно.
— Почему же ты живешь с ним?
— А куда деваться? И не живу я с ним, у него жена есть, она и живет. А меня он содержит.
Он чему-то усмехнулся, мягко сказал:
— Неси-ка лучше кофе, хватит реветь.
Белла поняла, что отрабатывать чьи-то там договоры не придется, умчалась на кухню и сварила новый кофе. Туз много рассказывал о разных странах, блистал остроумием, вообще держался на равных, выслушивал Беллу, а не долдонил: «Девочка моя любимая, не суй свой чудный носик в мои дела» или «Любимая, ты ничего не понимаешь, помолчи». За какой-то час он покорил Беллу. Рассмеявшись очередной шутке, она лукаво предложила:
— А знаешь что, давай правда наставим моему козлу рога?
— Не стоит, — вновь смутился он.
— Еще как стоит! — воскликнула Белла, расстегивая кофточку.
— Я… не… хочу… — с большим сомнением произнес он.
Ей ужасно нравилась его робость. Возможно, он умело играл, но ей в тот момент это было неважно. Она подскочила к магнитофону, врубила музыку:
— Сейчас захочешь.
Кто сказал, что она бездарна? Какая-то комиссия из напомаженных черепах Тортилл? У которых помада выступала за границы губ, а дешевые украшения делали их похожими на прилавок блошиного рынка. Дудки, она прекрасная актриса! Белла не просто устроила стриптиз, она пародировала педагогов и однокашниц из «Имидж-класса», вещи срывала легко и весело, с детской непосредственностью. И когда разделась до трусиков, когда обнажила свою роскошную грудь, так и не получившую первую премию «Мисс бюст», в зрачках туза увидела блеск вожделения. Однако он беспокойно дернулся:
— А если он придет сейчас?