«Любимая моя Элина, – пишет Яльмар Лундбум. – Сегодня ты так быстро прошла мимо, что я даже не успел с тобой толком поздороваться. Возможно, война уже отняла тебя у меня. Возможно, твои чувства остыли – и ты встретила кого-то другого. Если даже это так, я хочу оставаться твоим другом и как друг хочу пригласить тебя на ужин сегодня вечером. Ты можешь? Ты хочешь? Твой Я».
Она видит только «Любимая моя Элина». Читает слово «любимая» снова и снова. А потом спешит к нему. Да. Она больна от любви. Еще до десерта они оказываются в постели.
И она не спрашивает: «Ты любишь меня? Я тебе по-прежнему нравлюсь? Что нас ждет в будущем?»
Но она смотрит на него. Он засыпает, словно его ударили по голове. Если бы он хоть чуть-чуть поговорил с ней, как когда-то. Прошептал, что любит ее, а потом заснул в ее объятиях, как ребенок. Нет, он переворачивается на спину и мгновенно засыпает. Она встает, подмывается. Возвращается в постель. Смотрит на него долгим взглядом. О сне нечего и думать.
Мысли как песок. Элина дышит этим песком, он заполняет ее легкие с каждым вдохом. Скоро вся она превратится в породу из серого шлака. Он больше не любит ее. Она для него ничто.
В конце концов она одевается и одна среди ночи отправляется домой. А он остается спокойно спать.
На Луосс-ярви лег лед. В такую холодную ночь он быстро нарастает, трескается и гудит. У лопарей есть для этого особое слово, «йомидит» – когда лед поет, воет, хотя никто по нему не ходит.
Всю дорогу до дома лед завывает в ушах Элины, беспрерывно плачет, жалуется и раскалывается.
– Я почти уверена, – сказала Марианн Аспехульт в продуктовом магазине BW, указывая на фотографию Йокке Хэггрута. – То есть я совершенно уверена. Он иногда бывает у нас, хотя я и не помню, чтобы он покупал именно сим-карту.
Анна-Мария Мелла оглядела магазинчик. Тут очень уютно. А она никогда сюда не заходила, хотя существует он, наверное, уже много лет.
Марианн Аспехульт посмотрела на фотографии двух других мужчин, которые, по словам Сиввинга, имеют рыбацкие будочки в районе Абиску.
– Вполне вероятно, что эти двое тоже иногда заходят сюда, хотя я и не помню. Однако мне кажется, что… нет.
Анна-Мария кивнула.
– Спасибо, – проговорила она.
– Скажите мне, пожалуйста, – спросила Марианн Аспехульт. – Это как-то связано с убийством в Курравааре?
Анна-Мария с сожалением покачала головой.
– Нет? Ясное дело, – проговорила Марианн Аспехульт. – Возьми сладостей, если хочешь. Или вечернюю газету.
«Люди такие милые, – думала Анна-Мария, выходя из магазинчика. – И большинство из них не склонно убивать своих ближних».
Затем она набрала номер фон Поста. Настало время забрать Йокке Хэггрута на допрос.
Ребекка Мартинссон вела машину по шоссе в сторону Юккасярви. Сын Суль-Бритт Матти работал в ледяной мастерской возле «Ледяного отеля».
Здесь выпиливали ледяные кубы, из которых потом строили отель, обеспечивали скульпторов блоками для создания их творений и выпиливали узоры на ледяной поверхности по их эскизам. Здесь делали стаканы изо льда, тарелки изо льда – всю утварь для отеля, который начнут строить зимой.
Все это походило на самую обычную мастерскую – тот же звук пилы и дрели. Разница была лишь в одном – здесь поддерживалась очень низкая температура.
«Надо было надеть пуховик», – подумала Ребекка.
Спрашивая то одного, то другого, Ребекка добралась наконец до Ханнеса Карлссона. Именно он обнаружил Матти Ууситало, когда того сбила машина. В немногословных материалах следствия было написано, что они сослуживцы.
Ханнес Карлссон работал возле небольшой пилы, вырезая кристаллы льда сантиметров в пять толщиной.
Когда она подошла, он выключил пилу, снял защитные очки и наушники.
– Из этого потом получится люстра, – проговорил он. – Мы делаем отдельные предметы из того льда, который хранится у нас на складе. А затем художники и дизайнеры начнут творить. Когда здесь все заканчивается, я обычно уезжаю в Бьеркис и работаю там, когда начинается лыжный сезон.
У Ханнеса была короткая черная борода, лицо сохранило остатки летнего загара. Он казался сильным, хотя фигура была тощая и жилистая. Он разглядывал Ребекку с откровенным интересом.
«Этакий искатель приключений, – оценила собеседника Ребекка. – Разъезжающий на собачьих упряжках зимой и развлекающийся рафтингом на порогах летом».
– Мы можем пойти в другое место, – предложил он, показывая кивком головы, что заметил, что ей холодно. – У меня все равно сейчас перерыв.
– Ужасная трагедия, – проговорил он, когда они, взяв по чашечке кофе, уселись в комнате отдыха. – Матти сбили три года назад. Маркусу было всего четыре. Не будь Суль-Бритт… а теперь… страшное дело… как он себя чувствует?
– Я не могу оценить его состояние, – ответила Ребекка. Отхлебнув кофе, она продолжила: – Один из полицейских взял его к себе. Сын Суль-Бритт Матти и ты – вы были друзьями, не так ли?
– Именно.
– Ты не мог бы рассказать о… ну, когда Матти… это ведь ты его нашел.
– А, ну да. Я думал, ты расследуешь дело Суль-Бритт.
Ребекка терпеливо ждала.