«Кроваво-Красная» Армия. По чьей вине?

На IX Всекрымской областной партийной конференции новый начальник ПУРа продемонстрировал, что твердо вернулся «на ленинские позиции» и доверие оправдывает. Критикуя компромиссное решение крымских коммунистов, посчитавших антитроцкистскую кампанию внутренними московскими делами, Бубнов заявил:

«Вы оправдали этим оппозицию и обвинили руководящих товарищей, то есть основную группу ЦК партии… Троцкизм надо бить беспощадно и прямо».

Одновременно правящая тройка урезала финансирование военных расходов. Армия буквально нищенствовала. Реввоенсовет сообщал, что

«ассигнования, произведенные на армию на февраль и на март, ставят армию в совершенно тяжкое положение, еще более ухудшающее ее нынешнее положение».

В ответ правительство выражало намерение еще более сократить военный бюджет даже

«за счет значительного сокращения боеспособности Красной Армии в течение летнего периода».

В августе Реввоенсовет принял специальное постановление, в котором говорилось, что сокращение сметы до 380 млн рублей неизбежно приведет к сокращению численности армии, а

«армия такой численности, т.е. ампутированная на 1/3, ни в коем случае не может отвечать задачам обороны, имея в виду реальные силы возможных врагов».

Правительство отвечало, что

«дело не в порядке выдачи ассигновок и не в недостатке кредитов, а в организационной стороне дела, в дефектах организационного характера».

Мол, не умеете вести хозяйство. Пришлось 610–тысячные вооруженные силы сократить еще на 50 тысяч человек.

Притом что введение НЭПа позволило в значительной степени восстановить экономический потенциал страны, и 1924 год оказался в этом смысле весьма удачным. То есть развал армии в условиях растущей экономики диктовался исключительно логикой внутрипартийной борьбы. Сразу после устранения Троцкого деньги на армию нашлись.

Работа по вытеснению сторонников Троцкого из военного ведомства приняла массовый характер в ходе одного из основных мероприятий военной реформы ― введения единоначалия. Ряд видных полководцев ― Федько, Фабрициус, Лацис, Дыбенко, Якир, Вострецов… ― обратились в Центральный Комитет с докладной запиской «Об итогах строительства Красной Армии к 6–й годовщине ее существования», в которой утверждали, что в войсках выросло достаточное количество преданных Советской власти командиров, способных обойтись без опеки комиссаров, превратившихся в тормоз военного строительства и занимавшихся в основном склоками и доносами. Ну, писать доносы ― самая прямая комиссарская обязанность, но властные их полномочия решили слегка ограничить.

Сталин переадресовал письмо Бубнову. Тонкость в том, что буквально за год до этого именно Андрей Сергеевич принципиально возражал против приказа Реввоенсовета №-511, допускавшего отсутствие комиссара даже при беспартийном начальнике и тем самым

«неоправданно сужавшего роль комиссаров в Красной Армии».

Партии тогда пришлось поправить преждевременную инициативу товарища Троцкого. Однако теперь ― совсем же другое дело!

Тщательно все взвесив, Бубнов предложил не форсировать введение единоначалия, а растянуть процесс во времени, не оказывать всем командирам огульное доверие, а подходить к каждому индивидуально в зависимости от уровня подготовки. Заодно переаттестовать весь командный и политический состав. А еще заодно, как выяснилось, и пересчитать, поскольку обобщенными сведениями о численности командиров, как и системой учета личного состава в армии, Штаб РККА не располагал.

В июне 1924 года была создана комиссия Оргбюро ЦК ВКП(б) по военным вопросам под председательством Бубнова. В рамках комиссии образовали специальную подкомиссию, имевшую исключительные полномочия по проверке деловых, профессиональных качеств и политических взглядов всего начальствующего состава. Члены комиссии определяли пригодность каждого командира и комиссара на роль командира–единоначальника на основании двух критериев: принадлежность к большевистской партии и умение проводить воспитательную работу среди подчиненных. Понятно, что сторонники Троцкого быть «умелыми проводниками политики партии» никак не могли.