Кроваво-красная текила

В других папках описывалась серия тупиковых направлений в расследовании. «Понтиак», на котором убийца проехал мимо дома, нашли среди обгоревших остовов угнанных машин, каждую неделю собиравшихся в Вест-Энде. Владельца вычислить не составило никакого труда — им оказался кондитер, видевший, как машину увели прямо от его дома. Он с горечью рассказал полиции, что решил, будто это очередная акция кредиторов, и не стал тратить силы и заявлять в полицию. На короткое время в расследовании возник просвет, когда старик не слишком уверенно опознал вора в Рэндалле Холкомбе, бывшем помощнике шерифа, ранее арестованном моим отцом за убийство и выпущенном условно за неделю до гибели отца.

Однако эта ниточка оборвалась через два месяца в оленьей засидке в Бланко, где окровавленное и скорчившееся тело Холкомба нашли с пулей от пистолета 22-го калибра между глаз. Его труп уже довольно сильно разложился, когда на него наткнулся местный фермер, но патологоанатом определил, что Холкомб умер не больше чем через неделю после моего отца.

Несмотря на сильное давление на Ги Уайта и других известных наркодилеров Южного Техаса, надежды связать их с убийством не дали никакого результата. Особое внимание полиция уделила Уайту. Все властные структуры города организовали рейды на его владения, заморозили счета, арестовывали всех, кто имел хоть какое-то к нему отношение, за малейший проступок, но так и не сдвинулись с места в деле об убийстве шерифа Наварра. В общем, как сказал Ривас: все подозревали, что Уайт имел к нему отношение, но никто не мог ничего доказать.

Список врагов моего отца и связей Холкомба тоже оказался пустышкой.

Наконец, расследование вернулось к Рэндаллу Холкомбу. Мотив мести звучал вполне правдоподобно, время и его опознание в связи с угоном «Понтиака» тоже возникли очень кстати. Тот факт, что кто-то прикончил самого Холкомба, являлся совсем незначительной проблемой. Обсуждалось предположение, что его убийство не имело никакого отношения к делу Наварра. Или друзья моего отца из полицейского управления успели добраться до Холкомба раньше федералов. Такие случаи известны. Да и вообще ФБР любит мертвых убийц, может быть, больше, чем любило моего отца. Они объявили прессе, что преступление совершено на почве мести, классифицировали дело как «раскрытое» и спокойно положили на полку.

Я закрыл и вернул папку Ларри, когда часы показывали восемь и за окном начало темнеть. Я отдал ее почти в том же виде, в каком получил, если не считать нескольких бумажек, которые припрятал в тот момент, когда он засовывал голову в холодильник. После чтения документов ощущение у меня было такое, будто глаза у меня превратились в два тающих кубика льда.

— Ну? — спросил Ларри.

— Ничего, — ответил я. — По крайней мере, пока ничего такого, что представлялось бы мне интересным.

— Пока?

Драпиевски снял ноги с кофейного столика, с трудом доковылял до холодильника — видимо, все тело у него затекло, — обнаружил, что там ничего не осталось, и решил, что пора уходить. Взяв со стола пистолет и шляпу, он посмотрел на меня.

— Трес, Ривас прав насчет одного — ты к этому не имеешь отношения. Пусть они ищут девушку. А я, как обещал, проверю Карнау и Шеффа. Если ты будешь путаться под ногами, ничего хорошего не получится.

Похоже, мой взгляд что-то ему сказал, потому что он тихонько выругался, вытащил карточку и бросил на стол.

— Твой отец был хорошим человеком, Трес.

— Угу.

Драпиевски покачал головой, как будто я его не слышал.

— Из тех, кто может убедить тебя убрать пистолет от виска, когда кажется, будто ничто другое уже не важно.

Я посмотрел на лоснящееся лицо пятидесятилетнего Драпиевски. Он снова улыбался, словно не мог ничего с собой поделать. Может быть, я ослышался, и он ничего такого не говорил. На мгновение я представил, как он сидит в темной комнате и не сводит глаз с дула пистолета.

— Если тебе что-нибудь потребуется, позвони по этому номеру, — сказал он мне. — Я сделаю все, что будет в моих силах.

— Спасибо, Ларри.

После того как он ушел, я принял тепловатый душ и снова посмотрел на блокнот отца. Я перечитал его записи, касающиеся подготовки к суду над Ги Уайтом, и загадочные слова внизу: «Сабинал. Купить виски. Починить забор. Почистить камин». Однако по-прежнему ничего не понял. Тогда я закрыл и бросил блокнот на стол.

Моя девушка пропала. Ее другой любимый, который перестал быть любимым несколько месяцев назад, разъезжает по городу с ее деловым партнером. А я сижу на своем футоне и читаю списки необходимых покупок, составленные отцом.

Я решил довести до совершенства этот великолепный день, позвонил матери и попросил одолжить мне денег. Разумеется, она пришла в восторг: я же чувствовал себя, как тот летчик, который поцеловал нечто волосатое.

Глава 20