Кроваво-красная текила

На самом деле я пил пиво, но мою мать никогда не смущали такие мелочи, как точность. Она налила мне чаю, сама его выпила и перевернула чашку на салфетку. Я так до сих пор и не знаю, развлекается она таким способом, или у нее действительно имеется система, позволяющая извлечь какой-то смысл из того, что остается от разных напитков, но она принялась внимательно изучать коричневые чаинки, время от времени издавая глубокомысленное «Хм-м-м».

Солдатики около стойки оглянулись на нее, когда она занялась ворожбой, один что-то тихо сказал, и оба рассмеялись.

— Нехорошо, сынок, — произнесла моя мать своим самым убедительным цыганским голосом. — Листья обещают несчастье. Впереди трудные времена.

— Глубокое заявление, — проговорил я. — И, я бы сказал, неожиданное.

Она попыталась сделать обиженный вид.

— Можешь насмехаться, если не можешь без этого.

— Совсем не могу.

В конце ужина мать твердо заявила, что сегодня угощает она. Поскольку у меня осталась только мелочь и несколько совершенно бесполезных кредитных карточек, я не слишком активно с ней спорил. Парни около стойки заплатили и вышли на улицу вслед за нами.

Если ты достаточно долго занимаешься тайцзи, наступает момент, когда у тебя возникает ощущение, будто твои глаза и уши могут поворачиваться на триста шестьдесят градусов. Это чувство необходимо развивать, чтобы не получить удар по голове сзади в тот момент, когда ты сражаешься с противником, стоящим перед тобой, или чтобы сдвинуться на несколько дюймов в сторону и благодаря этому не напороться на меч врага. Все мои органы чувств переключились в это состояние в то самое мгновение, как мы вышли из ресторана, но я не испытывал ни малейшего беспокойства, пока мы не подошли к углу Куин-Энн.

Мать рассуждала о жалком состоянии искусства в Сан-Антонио. Два парня из ресторана шли за нами, но держались спокойно, шутили друг с другом и не особенно нами интересовались. Неоновые огни Бродвея уступили место темноте, когда мы оказались на моей улице. Парни перестали разговаривать, но завернули за угол вслед за нами. Не оглядываясь, я понял, что они ускорили шаг. Они находились примерно в двадцати пяти футах от нас. Мой дом — в конце квартала.

— Мама, продолжай идти и не останавливайся, — сказал я небрежно.

Она как раз начала вдохновенно возмущаться тем, что в центре города так мало галерей, и озадаченно взглянула на меня, но я не дал ей времени что-либо сказать. Вместо этого я развернулся на сто восемьдесят градусов и направился навстречу нашим новым друзьям.

Им совсем не понравилось, что я расстроил их замысел. Когда они увидели, что я иду к ним, они остановились, застигнутые врасплох моим незапланированным поведением. Обоим было лет двадцать пять, оба с квадратными, невыразительными лицами и короткими стрижками. Строение верхней части тел указывало на упорные занятия бодибилдингом. Парни изо всех сил старались казаться близнецами, только один был рыжим англо-американцем, а другой — латиноамериканцем с татуировкой на предплечье: орел, убивающий змею.

Когда до них оставалось пять футов, они слегка расступились, дожидаясь моих действий. У меня за спиной послышался голос матери, прозвучавший более чем слегка испуганно:

— Трес?

— Трес? — передразнил ее громила с татуировкой, и его рыжий приятель ухмыльнулся.

— Либо вы идете за нами, чтобы мы предсказали вам судьбу по чайным листьям, — задумчиво проговорил я, — либо хотите что-то мне сказать. Итак?

Я подпустил татуированного поближе, позволив ему почти коснуться грудью моего лица. Он продолжал ухмыляться. Рыжий обошел меня и оказался слева.

— Ясное дело, — сказал татуированный. — Мы про тебя слышали. Ты гомик, которых полным-полно в Сан-Франциско. Правильно?

Он находился от меня примерно в шести дюймах.

— Хочешь пригласить меня на танец? — спросил я и послал ему воздушный поцелуй.

Он уже решил, что за такое следует хорошенько врезать, но Рыжий ему помешал.

Мать снова позвала меня, судя по всему, она пыталась решить, следует ли ей за мной вернуться или лучше остаться на месте. Я знал, что рано или поздно она сюда подойдет и скажет парням все, что о них думает. Как бы ни стали разворачиваться события, я хотел, чтобы они развернулись до того, как она решит вмешаться.

— Хочешь по-хорошему или по-плохому, приятель? — спросил Рыжий. — Мне совсем не улыбается бить парню морду в присутствии его мамаши. Мысль, которую мы собираемся до тебя донести, совсем проста: убирайся из города к той самой матери. Ты здесь не ко двору.

— И от кого же столь радостные новости? — спросил я и, слегка сдвинув назад левую ногу, занял более надежную стойку.

— Тебе не все равно? — насмешливо фыркнул Рыжий. — Просто возвращайся назад в Страну Гомиков, если хочешь, чтобы твое личико осталось в целости и сохранности.

— А если я не уеду? — поинтересовался я. — Тогда твой дружок с татуировками вытолкает меня из города грудью?

— Ну, ты, маленький кусок дерьма… — Татуированный шагнул вперед, собираясь вцепиться в мою рубашку обеими руками.