Кроваво-красный снег. Записки пулеметчика Вермахта

Опытный капитан саперных войск берет на себя командование нашей боевой группой и восстанавливает дисциплину в рядах растерянных и деморализованных людей. Оказывается, что самые растерянные и впавшие в уныние — это те солдаты, у которых пока еще нет боевого опыта; те, кто побывал в Сталинграде, служили главным образом в обозе, ремонтных ротах или при штабе. Даже мы, прибывшие в качестве пополнения еще в октябре, еще толком не нюхали пороха. И это несмотря на то, что мы лучше других обучены, экипированы и подготовлены к самой серьезной боевой обстановке. По этой причине нам придают вторым номером пулеметной команды только тех, кто уже участвовал в боях. Во время прорыва они были или больны, или возвращались из отпуска, или по какой-то другой причине находились в тылу.

Я не особенно доволен, когда вторым номером мне назначают обер-ефрейтора Петча, того самого, у которого недавно сдали нервы.

Кюппера назначают вторым номером Мейнхарду, у которого второй в нашем отделении легкий пулемет MG-34. Наш моральный дух в значительной степени подкрепляется с осознанием того, что большинство наших солдат в бою будут находиться недалеко друг от друга.

Между делом нам удается выяснить наше нынешнее местонахождение. Мы находимся рядом с деревней Рычов, сейчас она у нас за спиной. Это на берегу Дона, рядом с железнодорожной веткой Калач — Сталинград. В нескольких километрах к юго-востоку расположен железнодорожный мост, по которому можно перебраться на другой берег Дона. Увидеть его можно только в полевой бинокль. На другом берегу реки должна располагаться другая боевая группа. Всего в паре километров к западу от нас находится железнодорожная станция Чир с бензохранилищем и складами. Два водителя, прибывшие к нам оттуда, утверждают, что станцию уже захватили русские.

Мы также узнаем от Мейнхарда, что наша боевая группа удерживает плацдарм и должна стать на пути советских войск и удержать станцию, через которую проходит железнодорожный путь в Сталинград, а также два моста через Дон. У нас имеются: одно 88-мм зенитное орудие, два 75-мм противотанковых орудия и одна зенитка для стрельбы по наземным целям. У саперов есть несколько минометов и несколько кумулятивных зарядов для стрельбы по танкам. Ожидается также, что нам на помощь придут три танка и еще одно 88-мм орудие. Надеемся на то, что оправдается слух о том, что 4-я танковая армия генерал-полковника Гота, идущая к Сталинграду, поможет нам. На Гота и его танкистов надеемся как на чудо.

Это известие, а также призыв «Стоять до конца, солдаты! Фюрер вам поможет!» укрепляют наш боевой дух лишь на короткое время. Мы быстро понимаем, что можем надеяться лишь на самих себя. Наши прежние надежды тают столь же стремительно, как и снег под упавшим на него снарядом. Практически нескончаемые, ежедневные атаки противника и постоянная борьба за выживание заметно ослабили нас. К прочим фронтовым лишениям следует добавить чувство голода, которое мы испытываем порой по нескольку дней, когда остаемся без пищи и вынуждены обшаривать вещмешки убитых русских солдат в поисках хлебных крошек.

Сейчас нам всем очень тяжело. Это время ни я, ни мои товарищи, которые останутся в живых, не забудем никогда. Нас часто охватывает отчаяние, особенно после того, как мы потеряли противотанковые орудия и не дождались пополнения. Более того, связи с другими нашими боевыми группами, которые находятся к югу от Дона, нет.

24 ноября. Ближе к полудню на нашем правом фланге раздается треск пулеметных очередей. Затем мы слышим винтовочную стрельбу. Перестрелка усиливается, и вскоре мы замечаем появившихся из тумана русских пехотинцев. Впервые вижу противника так близко. Помимо несомненного любопытства испытываю огромное возбуждение. Враг напоминает мне огромное стадо овец, мчащееся по заснеженному полю. Попав под огонь наших пулеметов и винтовок, оно на мгновение застывает на месте, после чего снова бросается вперед.

Ведем огонь изо всех стрелковых ячеек, однако наш пулемет почему-то молчит. В чем дело? Я настолько сосредоточил свое внимание на русских, что на время забыл о Петче. Почему он не стреляет? Лента с патронами на месте, с самим пулеметом тоже все в порядке. Слышу голос Деринга:

— Что случилось, Петч? Почему не стреляешь?

Да, почему он не стреляет, хотел бы я знать? После моего выстрела из винтовки и пулеметной очереди Мейнхарда на землю падают несколько врагов, однако основная масса наступающих все так же неумолимо надвигается на нас. Я пребываю в полном смятении, каждую клеточку моего тела охватывает страх. Почему Петч двумя руками вцепился в ствол пулемета вместо того, чтобы нажимать на гашетку? Все его тело трясется, как при лихорадке, ствол пулемета ходит ходуном, бесцельно дергается то вправо, то влево. Так вот в чем дело! У него просто сдали нервы, и он не может заставить себя стрелять! Что же мне делать? Я не могу просто так взять и оттолкнуть его и самому занять его место. Я по-прежнему с уважением отношусь к нему, как к старшему по званию. Но ведь теперь каждая секунда на вес золота!