Кровавое безумие Восточного фронта. Воспоминания пехотинца и артиллериста Вермахта

Но вот однажды меня срочно вызвали в отдел кадров. Я шел туда со смешанными чувствами. Ну, что там опять? За письменным столом я увидел лейтенанта. «Вы, как хороший работник, имеете право написать домой», — объявил он. Я был на седьмом небе от счастья. Впервые за два года я смогу сообщить о себе моей исстрадавшейся семье радостную весть. Разрешалось написать всего-то пару строк, естественно, никаких жалоб — все письма подвергались цензуре.

Вот что я написал:

«Дорогие родители! Я нахожусь в русском плену. Я здоров, со мной все хорошо. Сердечный привет вам от вашего сына Лоиса. С нетерпением жду встречи с вами!»

Этот же лейтенант позволил мне сходить на вещевой склад и взять для себя новые штаны и рубаху.

На вечерней поверке комендант лагеря сообщил мне: «Нужно 55 человек для отправки в Москву на работы, в ближайшие дни будем составлять список из добровольцев».

В ту ночь мы почти не спали. Все совещались, прикидывая за и против. Стоит ехать или нет? Какие будут в Москве условия? Может, хуже, а может, лучше. К мнению Гельмута Покша мы прислушивались. А он и еще несколько человек решили ехать. Я считал, что каждый должен решать сам. С другой стороны, все же лучше было ехать всем вместе — все уже успели притереться друг к другу за время пребывания в Ворошиловграде. Помогаем друг другу. А это очень важно.

Во время работы только и разговоров было, что про Москву. Соответственно, и на работе это не могло не отразиться. Вечером мы все же решили, что назавтра целой группой явимся в контору — мол, записывайте всех. Так и сделали. Нас записали. Пришлось прождать еще

несколько дней, пока не набралась группа из 55 человек.

Неделю спустя на вечерней поверке нам объявили: «Для добровольцев, отъезжающих в Москву, завтра выходной».

Похоже, дело завертелось, подумал я.

На следующий день после того, как все группы отправились на работы, в 7 часов всех нас выстроили с вещами. Майор проверил наши документы, врачиха провела медосмотр. Затем мы направились сначала в наш основной лагерь, там нас передали лейтенанту и двум охранникам, которые доставили нас на вокзал. Эти же конвоиры охраняли нас все пять дней поездки в пассажирском поезде, они же заведовали большим мешком с сухим пайком. И мы ни слова не сказали, когда они, бессовестно выгрузив часть еды, тут же продали ее пассажирам.

На харьковском вокзале пришлось довольно долго дожидаться пересадки. Нас разместили под охраной в углу зала ожидания. Время шло, а мы никакой еды не получали. Попытались возмутиться. «Не хотите кормить, отправляйте нас назад в Ворошиловград!» Пришел лейтенант и успокоил нас. Час спустя он привел нас в какой-то пункт питания, мы получили там суп и каши.

Харьков до сих пор носил отпечаток войны. Разрушенные до основания дома, кучи битого кирпича и никаких признаков восстановительных работ. У вокзала было много бывших солдат, безногих, безруких.

И вот почти неделю спустя мы наконец прибыли в Москву. В сборном лагере за городом проверили наши документы. В моих было прописано, что, дескать, я немец. Я сказал лейтенанту: «Я не немец, а австриец!» Мне не верили. «А почему в таком случае здесь ваша подпись?» — возразили мне. В 1944 году в лагере при шахте зарегистрировали только 300 человек выживших, для них заготовили и документы. Тогда еще переводчик-чех сказал: «Никаких австрийцев больше не существует в природе, вы — немцы». Тогда мне было наплевать, в каком качестве он прописал меня, главное, что я покидаю этот ад. И мне пришлось изрядно попотеть, убеждая соответствующих должностных лиц в том, что я действительно австриец.

Московский рабочий лагерь

28 мая 1946 года нас отправили в рабочий лагерь в столице. Он располагался всего в 3-х километрах от Кремля. Одноэтажное здание вмещало 1200 пленных. Там в огромных залах стояли трехъярусные койки. Здесь имелась столовая, душевые и пункт дезинсекции. На койках, подготовленных для нас, лежали соломенные тюфяки, подушки и одеяла. Это воспринималось чуть ли не как верх комфорта.

Как раз напротив нашего лагеря по другую сторону улицы располагалась огромная стройплощадка. Была возведена коробка девятиэтажного здания, в котором собирались разместить какое-то министерство.

Нас вновь поделили на группы по специальности: каменщики, отделочники, электрики, слесари и так далее. И в этом лагере существовала дощечка с надписью, призывавшей пленных работать на совесть для восстановления разрушенного войной народного хозяйства.

Сначала меня направили в транспортную группу. Мы разгружали стройматериалы, цемент, металлоизделия, щебенку. Здесь приходилось работать по 9 часов в день. Дело в том, что здание собирались завершить на 80% к очередной годовщине Октябрьской революции.

Нами руководила женщина, «начальница», она беспрерывно подгоняла нас — «давай, давай!»