Кровавое безумие Восточного фронта

Командный пункт нашей боевой группы решено было разместить в доме общины. Там даже имелся полевой телефон для связи с артиллерией и штабом дивизии, находившейся в стадии формирования. Гауптман Хюнфельд получил из штаба дивизии приказ с наступлением темноты отбить у русских железнодорожную станцию Зигерсдорф. При поддержке танкеток мы пошли в атаку. Мы с командиром, пригнувшись, следовали за головной машиной. Широкие гусеницы предоставляли защиту от огня вражеской пехоты. К тому же существует старая как мир истина — танки всегда отвлекают на себя огонь противника. Мы двигались в направлении станции, когда с позиций врага заговорили пулеметы. Мы были вынуждены ненадолго остановиться. Была договоренность с артиллеристами, что они в нужный момент откроют огонь по зданию станции. Но вопреки ожиданию все пошло наперекосяк: наша артиллерия била с явным недолетом, то есть ее снаряды попадали в ряды наших атакующих. «Нойенбуш, давай налево, просигналь им белыми сигнальными ракетами, что мы здесь!» — таков был лаконичный приказ командира. Я, забежав в первый попавшийся двор, выстрелил несколько раз из ракетницы, но тщетно, в результате недолетов собственной же артиллерии наша атака захлебнулась, едва успев начаться. И тут еще один приказ: «Нойенбуш, сгоняй на КП и передай артиллеристам по телефону, чтобы пока не стреляли». Я домчался до здания общины. Там собрались жители деревни, преимущественно старики, и распевали под аккомпанемент фисгармонии, за которой сидел пастор, «Хвала тебе, великий боже». Мне это показалось диким — рядом идет бой, а они горланят. Полевой телефон стоял как раз на фисгармонии, я, к сожалению, вынужден был прервать их церковное пение — необходимо было дозвониться до артиллеристов, слава богу, связь с ними пока оставалась. Передав приказ гауптмана, я тут же помчался обратно к нашим атакующим доложить об исполнении. Мне необходимо было добежать до большого перекрестка в центре деревни и там повернуть направо к станции. Между тем важный узел-перекресток был уже занят сумевшими пробиться русскими пехотинцами, встретившими меня шквалом огня. Уже успело стемнеть, так что в меня они не попали. Я кое-как пробрался вдоль жилых домов к нашей танковой группе и доложил об исполнении. За время моего отсутствия обстановка резко ухудшилась — воспользовавшись численным превосходством, русские перешли в наступление, так что необходимость отбить у них станцию Зигерсдорф сама собой отпала. Ко всему иному и прочему бойцы сообщили мне, что наш командир гауптман Хюнфельд получил серьезное ранение в бедро и потерял много крови, но его все же отправили в тыл, так что теперь война для него закончилась. Командование боевой группой взял на себя лейтенант, имени его я, к сожалению, не помню.

Вместе с танкетками мы отступили. Русская артиллерия вела по деревне огонь одиночными выстрелами, кое-где начались пожары. На важном перекрестке русские отчаянно сопротивлялись. В ходе ночного боя скрещение дорог снова удалось отбить у них. Дело в том, что немецкий пехотинец сумел превратиться в первоклассного солдата и превзойти русского в честном и открытом пехотном бою. Упорно обороняли и другие дома, благо фаустпатронов и пулеметов вполне хватало. В предполье, где атаки были отбиты, лежали несколько убитых русских, тоже героически сражавшихся за свое Отечество и отдавших за него жизнь.

Когда стало известно о прорыве передовых отрядов танковых частей русских вблизи Зигерсдорфа, единственным выходом для нас стало отступление из охваченной пожарами деревни, которую мы на протяжении нескольких дней упорно обороняли. Вскоре нам пришлось участвовать в обороне еще одной деревни, предприняв обычную попытку остановить продвижение Красной Армии карабинами и фаустпатронами. Безрассудный это был приказ, ведь война уже давно была проиграна, Мое состояние непрерывно ухудшалось, силы покидали меня. Шутка сказать, месяц не снимать с ног сапоги, круглые сутки стоять в охранении, почти все время на холоде, скудное питание — и так весь январь и февраль. Ноги болели так, что я едва ходил. Каждый шаг сопровождался приступом боли. Больше так продолжаться не могло. И я на свой страх и риск решился отправиться на поиски медпункта, попросив одного из моих товарищей сообщить командиру батальона о времени и цели моего ухода.

Прихрамывая, я отправился в тыл. Буквально валясь с ног, я добрался до населенного пункта Хохкирх. Там меня остановили два полевых жандарма, мы называли их «цепными псами» из-за металлических блях на груди. Они сказали: «Ага, значит, еще одного дезертира сцапали. Давай-ка с нами». Меня привели в дом, где на первом этаже помещалась временная канцелярия. Там сидел пожилой гауптман. Оба жандарма кратко доложили ему обо мне и снова исчезли. Гауптман сразу разбушевался: «Да как вы смеете? Немедленно назад с оружием, это же дезертирство. Вы знаете, что за это вам полагается расстрел на месте?»