Укутанный в кашне до самых глаз, чтобы защититься от резкого, порывистого мистраля, подняв воротник и засунув руки в карманы, Пароли шел мерным, твердым шагом человека, который хорошо знает, куда идет.
Через несколько минут он остановился против ярко освещенного магазина. Это был магазин, торговавший исключительно ножами и пользовавшийся большой известностью.
Пароли вошел. В магазине находился сам торговец и один покупатель. Последнему можно было дать лет двадцать пять — двадцать шесть. Наружность его была невзрачна. Его одежда, хотя и чистая, была беспорядочна: брюки с бархатными отворотами и сапоги из толстой кожи, на черном драповом пальто не хватало пуговиц, маленькая мягкая шляпа, надетая набок, прикрывала коротко остриженные волосы. По говору легко было узнать в нем парижанина из предместья.
— Не надо мне таких крошечных игрушек! — говорил он торговцу, рассматривая нож, который держал в руке. — Ведь это все равно что спичка. Вы знаете, мне часто приходится есть черствый хлеб, и такой нож продержится у меня не больше суток.
— У нас есть и попрочнее.
— Будем надеяться.
— Угодно вам корсиканский нож?
— Все равно… Я не знаю, какой это. Покажите!
Торговец повернулся к Пароли, который вошел в лавку.
— Я сейчас освобожусь, сударь, — сказал он
— Мне не к спеху, — возразил итальянец.
Парижанин обернулся посмотреть, с кем говорил хозяин лавки. Глаза их встретились.
«Наверное, любитель макарон», — подумал парижанин.
Хозяин вынул из ящика до полудюжины ножей и положил на прилавок.
— Вы найдете здесь себе по вкусу, если знаете толк в этих вещах. — И, открыв один из ножей, подал парижанину.
— В добрый час! — воскликнул последний со смехом. — Таким ножом можно зарезать быка.
Предлагаемый нож был крупного размера, с острым и широким лезвием, с кончиком как у каталонских ножей и рукояткой из оленьего рога. Лезвие закрывалось посредством пружинки.
— Отменная штука! — сказал торговец. — Нигде так хорошо не делают, как в Бастии; корсиканцы — отличные мастера!
— Они работают как для себя! — воскликнул с новым взрывом хохота парижанин. — Таким ножом распорешь брюхо человека так же легко, как барабанную шкуру, честное слово Оскара Риго!
— Постойте, постойте! — перебил торговец. — Вас зовут Риго?…
— Да, милейший, помимо моего желания это перешло ко мне от отца. Правда, ничего нет изящного в моем имени, тем более что, прибавив к нему слог «ло», получим Риголо!
— Не родня ли вы Риго из Макона?
— И не слыхал, и не видал их никогда. Что касается тамошних продуктов, я только и знаю маконское вино. Ну-с, так сколько стоит корсиканский нож?
— Без запроса шесть франков.
— Шесть франков! Ай-яй-яй! Нет уж, от этого увольте!
— Уверяю вас, что это недорого и я не могу продать его дешевле.
Оскар Риго, по прозванию Риголо, слегка провел пальцем по острию ножа.
— Черт возьми! — пробормотал он. — Настоящая бритва!
— Из чистой стали! Вы будете мне благодарны. Посмотрите, в рукоятке сосуд для выпивки, что очень удобно во время поездок.
— Ну, ладно, я решаюсь, — сказал парижанин, подумав с минуту. — Получайте деньги.
Он бросил на прилавок монету в двадцать франков и продолжал:
— Я хорошо знаю, что делаю глупость, покупая безделушку по такой цене, но по крайней мере это будет служить мне воспоминанием о Марселе.
— Вы едете в Париж?
— Где я родился. Я парижанин чистой крови и увидел свет с высот Бельвилля. У меня осталась там молоденькая сестра, которая, верно, изменилась к лучшему с того времени, как я ее видел.
— А давно ли вы не были там?
— Три года, любезный. Вот уже три года, как я оттуда уехал. Я еду из Африки, которая, как говорят шутники, встала мне поперек горла. Африка меня наградила только лихорадкой, и больше ничем, а мне надо чем-нибудь кормиться, и потому я возвращаюсь в Париж.
— В таком случае желаю вам счастливого пути, — произнес торговец, подавая сдачу.
— Я уеду не раньше как дня через два-три. Я приехал только сегодня утром и хочу побывать в театре и еще кой-где.
— Завернуть нож?
— Не стоит. Я его положу в карман и пущу в ход при первой же закуске.
— Но если вам случится его потерять, помните, что у меня осталось много совершенно таких же. Несчастье легко будет поправить.
— Да, но для моего кармана это немножко дорого.
Торговец проводил до двери случайного покупателя, который, уходя, напевал какую-то песенку.
— Извините, сударь, что заставил вас долго ждать, — обратился он к Пароли, — но что делать, парижане очень болтливы, а нам, людям торговым, не с руки затыкать рот своим покупателям.
— Я не тороплюсь, — ответил итальянец.
— Что вам угодно?
— Нож для путешествия.
— Изящный?
— Нет, но прочный. Я еду в дальние края, и не мешает иметь в своем кармане верное оружие.
— Желаете вы нож вроде такого, какой я продал сейчас парижанину?
— Я хорошенько не всмотрелся. Покажите, пожалуйста.
— Вот, сударь.
Купец подал нож. Пароли тщательно его осмотрел.
— Вы ручаетесь за его прочность?
— Да, сударь. Он сделан в мастерской, слава которой известна целому свету.
— Сколько стоит?
— Шесть франков. У меня цена для всех одна, и я довольствуюсь очень небольшим барышом.