Убитый не испустил ни крика, ни стона. Он открыл глаза, снова закрыл их и так и остался неподвижным.
Нож прошел сквозь сердце, так что смерть была мгновенна.
Убийца оставил оружие в ране и в продолжение нескольких минут сидел, вне себя от ужаса, с блуждающими глазами, диким, исказившимся лицом, и дрожал с головы до ног.
Но этот чисто нервный страх продолжался недолго. Злодей очень скоро овладел собой. К нему тотчас же вернулось хладнокровие, необходимое для приведения к желанному концу страшного дела. Он стал шарить в карманах пальто и сюртука убитого и вытащил документы, бумаги и деньги.
Затем полез в карманы панталон. В одном из них он нашел связку ключей, которыми и завладел с лихорадочной поспешностью.
Он быстро отыскал ключ от чемодана, который monsieur Жак поставил на скамейку рядом с собой. Поспешив открыть его, он засунул туда все бумаги и вещи, снова все запер и, спрятав связку в карман, положил чемодан около того места, где сам сидел раньше.
Затем с ужасающим спокойствием укутал покойника пледом с головы до ног, хорошенько подвернул его со всех сторон и задернул голубую занавеску на фонаре, освещавшем вагон.
В вагон стало почти темно. Тогда убийца так же осторожно проскользнул на свое прежнее место.
«Сейчас мы должны приехать в Ларош, — рассуждал он сам с собой. — Там я выйду и, никем не замеченный, перейду в другой вагон. Поезд уже не остановится вплоть до самого Парижа. Пока там успеют разглядеть, что случилось, я уже буду далеко и вне всяких подозрений.»
Глаза его устремились на труп, находившийся в левом углу вагона. Из-под пледа и кашне едва виднелась узкая полоска мертвенно-бледного лица. Убитый, казалось, спал безмятежным сном. Да он и действительно спал, но только спал таким сном, от которого уже больше не просыпаются!
В это время раздался пронзительный свисток локомотива, за ним другой, и поезд начал мало-помалу замедлять ход — подъезжали к Ларошу.
На этой станции поезд стоял две минуты.
Убийца заранее опустил стекло дверцы, чтобы как можно скорее отворить ее и с чемоданом Жака в руке перебежать в другой вагон.
Он уже готовился выйти, как вдруг перед вагоном остановился начальник станции с обер-кондуктором, за ним — две дамы.
Негодяй перепугался и быстро откинулся назад, закрывая собой, насколько возможно, труп.
Обер-кондуктор отворил дверцу.
— Madame Фонтана, — обратился начальник к старшей из дам, — вот мы сюда ее и посадим.
— Да ведь это же не дамское купе! — возразил ему женский голос.
— Дамское купе битком набито от самого Макона!
— Так устройте другое!
— Невозможно! Везде полно.
— Однако…
— Господа, уезжайте или оставайтесь, — с нетерпением перебил обер-кондуктор, — но, во всяком случае, прошу вас поторопиться. Мы и так уже запоздали на пять минут, и нам необходимо наверстать потерянное время.
— Уверяю вас, madame Фонтана, что mademoiselle будет здесь очень хорошо. К тому же, как видите, у нас нет другого выбора.
Женщина, которую он назвал madame Фонтана, стояла, обняв стройную молоденькую девушку.
— Нечего делать, милочка, ведь вас ждет ваша мама, так что непременно надо ехать, хотя мне и очень неприятно посадить вас не в дамское купе. Идите же скорее, садитесь… До свидания, милочка, поклонитесь от меня вашей маме.
— До свидания, madame, до свидания!
Девушка легко и грациозно поднялась по ступенькам и вошла в вагон.
Обер-кондуктор затворил дворцу, и начальник станции подал знак к отправлению.
Раздался сперва звонок, потом резкий, пронзительный свисток, и поезд покатился по рельсам.
Новая пассажирка, хорошенькая, стройная девушка лет шестнадцати, проскользнула в самый отдаленный уголок отделения и уселась как раз напротив трупа.
В продолжение двух или трех секунд взгляд ее встречался со взглядом убийцы, лицо которого, в данный момент совершенно открытое, показалось ей очень странным из-за мертвенной бледности и глаз, блестящих как угли.
Потом девушка забилась в уголок, взглянув сперва на неподвижно сидящего против нее пассажира, колени которого, закрытые пледом, почти касались ее колен.
Легко понять, но почти невозможно описать, что делалось в это время в душе злодея-убийцы. Присутствие молодой девушки разрушило все его планы и могло погубить не только все предприятие, но даже и его самого.
Конвульсивная дрожь пробегала по всему телу; по спине бегали мурашки.
Если девушка заметит — да и как ей не заметить? — она, конечно, примется кричать, звать на помощь, взбудоражит всех, и, понятно, как только поезд придет в Париж, убийца будет схвачен.
Возможно ли допустить, чтобы поразительная неподвижность мертвеца в конце концов не показалась подозрительной? Напротив, эта самая-то неподвижность и обратит на себя ее внимание.
Что делать? На что решиться?
Негодяй находился в состоянии ужасных сомнений, почти отчаяния. Весь его отважный план, так хорошо выполненный, висел теперь на волоске. И из-за кого? Из-за пустой девчонки!