— Регнвальд просто был уверен, что на мне нет вины за измену, поэтому он отпустил меня, — после краткой паузы ответил Калокир. Он обвел взглядом Перегуда, Ставра и прочих бояр, волками взирающих на него, и чуть громче добавил: — Регнвальд не столь кровожаден в отличие от всех вас, бояре.
— Да ты просто подкупил Регнвальда золотом, мерзавец! — рявкнул Перегуд. — Вот и вся разгадка!
— Мне смешно тебя слушать, боярин, — рассмеялся Калокир. — Меня повели на казнь прямо из темницы. При мне не было ни одной монетки, ни одного золотого перстня, как я мог подкупить Регнвальда? Да и не купился бы Регнвальд на злато, не такой он человек!
— Значит, ты околдовал Регнвальда, негодяй, — воскликнул Ставр. — Не мог Регнвальд нарушить приказ Святослава из одного благородства.
За столом опять поднялся шум. Теперь бояре уже спорили между собой: кто-то утверждал, что Калокир наверняка чего-то недоговаривает, может, Регнвальд изначально был с ним в сговоре; кто-то стоял на том, что Регнвальд — честнейший человек, что он помиловал Калокира просто из жалости.
Тишину в трапезной восстановил Добрыня, встав со стула с чашей в руке.
— Довольно ворошить прошлое, бояре, — сказал он. — Здесь пир, а не судилище. Все едино докопаться до истины без Регнвальда мы не сможем, а он теперь далече. Давайте же пить и веселиться!
Глава десятая
Откровенный разговор
После пиршества Владимир уединился с Калокиром для беседы с глазу на глаз. Владимиру понравилось то, как уверенно и смело держался Калокир, отвечая на обвинения Ставра и Перегуда. Чувствовалось, что Калокир человек бывалый, далеко не глупый, много повидавший за свою жизнь. И еще было заметно, что Калокир до сих пор хранит в своем сердце горечь утраты после гибели Святослава Игоревича.
— Таких людей, как твой отец, княже, можно пересчитать по пальцам за всю историю рода человеческого, — молвил Калокир, сидя в кресле напротив Владимира. — Твой отец, подобно Александру Македонскому, мог сокрушить в битве любого врага, мог преодолеть любое препятствие, будь то горы, море или бурные реки. Столь отважного человека, как твой отец, княже, мне не доводилось видеть нигде и никогда. По своим ратным подвигам твой отец был сродни болгарскому царю Симеону, жившему за полсотни лет до него и тоже едва не захватившему Царьград. Ромеи и по сей день с ужасом вспоминают времена Симеона, как не забудут они теперь и твоего ратолюбивого отца, княже.
Калокир признался Владимиру, что он рассчитывал с помощью Святослава занять трон в Царьграде, что это было вполне осуществимо, если бы не алчность и не душевная слабость Святославовых воевод.
— Кабы стал я василевсом, то сейчас бы мы беседовали с тобой, княже, не здесь, а во дворце Вуколеон, — продолжал Калокир. — И твой отец был бы жив-здоров, сидя на троне в Болгарии, как он того и хотел. Эх, кабы стал я василевсом, а твой отец твердой ногой утвердился в Болгарии, то нам двоим были бы по плечу самые великие дела! Твой отец расширял бы пределы Руси на запад, а я раздвинул бы границы Византийской империи далеко на юг! Русь и Византия рука об руку смогли бы завоевать полмира!
Владимир взирал на Калокира изумленными глазами. А у этого ромея, оказывается, непомерное честолюбие!
— Но беда в том, княже, что всякого великого полководца неизменно окружают люди завистливые и нерешительные, — тяжело вздохнул Калокир. — Войско отказалось идти за Александром Македонским, который был уже на пороге Индии, завоевав почти всю Азию. И великий Александр был вынужден повернуть назад. То же самое случилось и с твоим отцом, княже, когда его рать стояла всего в одном переходе от Царьграда, — у Калокира вырвался раздраженный жест. — Воеводы, обступив Святослава, настаивали на том, чтобы он прекратил войну и взял золото, которое ему предлагал Цимисхий в обмен на мир. Громче всех требовали этого Перегуд, Ставр и Акун Белобородый. Из-за этих малодушных горе-воителей Святослав в конце концов потерял плоды всех своих прошлых побед, вступив в переговоры с Цимисхием. И эти люди еще смеют обвинять меня в том, что именно мои советы погубили Святослава. — Калокир горько усмехнулся, скорбно качая головой. — Я сразу заявил на военном совете под Аркадиополем, что Цимисхий первым нарушит перемирие, как только он соберет силы. Но никто из воевод тогда ко мне не прислушался, их всех слепил блеск золота, груды которого были доставлены слугами Цимисхия в стан Святослава.
Делясь с Владимиром своими утраченными надеждами и сожалениями по поводу того, что Святослав не смог разбить Цимисхия под Доростолом, Калокир выплескивал свое негодование на Перегуда и прочих бояр, которые предпочли золото Цимисхия ратной славе.
— Теперь эти люди проливают слезы по погибшему Святославу, не сознавая, что если бы не их алчность и нерешительность, то поход Святослава завершился бы взятием Царьграда, а не горестным поражением у Днепровских порогов от печенежской орды, — молвил Калокир.
Владимир пожелал узнать, какой смертью умер Иоанн Цимисхий.
И почему теперь во главе Ромейской державы стоят два василевса.