Кровавое лето в Бендерах (записки походного атамана)

Пока казаки сидели на траве под елочкой возле изрядно покоцанного здания Бендерского исполкома, поджидая зашедшего туда с каким-то поручением Бульбациева, Никифор каждые десять-пятнадцать минут подвозил и выгружал убитых. Старика с банкой, зажатой в уже мертвых руках. Где-то раздобыл молока, может быть, для внука… Так и лежал с банкой, только молоко расплескалось. Еще одного старика, одноногого. Испачканный землей, уже тронутый разлагающим беспощадным солнцем, а рядом лежали новенькие костыли. Потом — мальчишку лет тринадцати с широко раскрытыми удивленными глазами и маленькой дырочкой во лбу.

Это уже не жертвы минувших боев. Это жертвы снайперов. Они были повсюду, и с какой-то особой тщательностью отстреливали именно мирное население…

* * *

Е.Бершин, журналист, «Юность», г. Москва.

«Трагедия Бендер — плод чванливой, дилетантской политики и воинствующего национализма. Это плод комплекса национальной неполноценности, вызванной не только десятилетиями тоталитарного давления, но и чрезмерной, больной революционностью людей, которые пожелали всё изменить в один день. Это плод нелюбви и нетерпимости, граничащей с фашизмом. Но вину с ними должны поделить и те, кто, сделав из демократии новую идеологию, новый фетиш, слишком долго делили противостоящие стороны на коммунистов и демократов, не желая понимать, что в Приднестровье живут просто люди, которых нельзя убивать.»

* * *

— …Идём на вокзал. Наши — иркутяне — там…, - сказал вскоре подошедший Бульбациев, — Это улица Лазо, — кивнул он на дорогу, когда группа выходила с площади, — Нам по ней — до упора… А сейчас — разбиться на две группы, группы идут цепочкой по разным сторонам улицы, прижимаясь к домам. Во время движения вести наблюдение за противоположной стороной — смотреть в оба! Держать в прицеле окна, крыши, углы домов. Всем крутить башкой на триста шестьдесят градусов! И смотреть под ноги! В цепочке держать дистанцию пять-семь метров. Перекрёстки проскакивать «мухой»!.. Всё, вперёд!

По дороге на вокзал, смотря на безлюдную разгромленную улицу, невозможно было поверить, что это не сон и не съёмки фильма об Отечественной войне… — картина была безрадостной и гнетущей. На улице не было разве что только разбитых БТРов и искореженных пушек. А в остальном — то же, что видели и на Суворова… Вот у перекрестка стоит пожарная машина — да это просто какой-то дуршлаг красного цвета на изодранных колесах! Лишь Бог ведает, сколько их таких, расстрелянных и сгоревших, стоит на улицах Бендер.

…Ночью 20 июня от артобстрела на станции Бендеры-1 запылали цистерны с бензином и вагоны с лесом. По стечению обстоятельств в те дни на путях скопилось очень много вагонов и цистерн со сжиженным газом, другими горючими, взрывоопасными, ядовитыми и отравляющими грузами: этиленом, бензолом, хлором, аммиаком… Они не взорвались просто чудом. Но чудом ли? — под пулями и осколками, при бушующем и растекающимся рядом пламени, пожарные и железнодорожники сделали невероятное — сбивая пламя и охлаждая соседние ёмкости, растащили горящие вагоны и локализовали пожар. Вагоны и цистерны с опасными грузами вывезли за пределы города, цистерны с газом оттянули в безопасное место, куда обстрел не достает. Уже ближе к полдню, когда вокзал и станцию «румыны» все же захватили, смогли затушить и вагоны с лесом. И это не герои? Какая катастрофа, сравнимая разве что с произошедшими в индийском Бхопале или американском Галифаксе, случилась бы, если?.. А если бы вовремя не потушили еще и пожар на маслоэкстрактном заводе, в технологии которого широко использовался высокооктановый бензин? Взрыв скопившихся в ёмкостях газов не оставил бы и камня на камне в радиусе более трех километров!..

* * *

«…Что ж вы, гады, наделали?» — думал Вадим, идя по расстрелянному городу, — «Неужели вы не понимаете, что на этой узкой полоске земли, именуемой Приднестровьем, и с её людьми, вы уже никогда не сможете жить так, как жили — вместе? Вас будут ненавидеть до тех пор, пока из памяти людей не выветрится эта трагедия. А она ещё долго не выветрится. Ещё не одно поколение жителей Бендер будет смотреть на вас, как на врагов. И ни о какой «единой и неделимой» речи больше быть не может. Даже если наступит мир. Даже если опять попытаетесь заставить силой.