Кровавое наследство

— О Гарлей! — сказала Клара Вестфорд, — мне тяжело слышать твои слова. Ты говоришь, как человек, который предвидит свою неизбежную гибель.

— Нет, я говорю, как рассудительный человек, хорошо понимающий все случайности жизни. Эти 20000 фунтов и эти 50 десятин земли, самой лучшей земли во всем Гампшире, обеспечивают с избытком и тебя, и детей. Теперь же половина времени, которое осталось мне до отъезда, уже прошла, а другая принадлежит моим детям.

Капитан вышел из тенистой аллеи и направился к площадке, покрытой зеленым дерном и освещенной лучами июньского солнца. На эту площадку выходили окошки небольшой гостиной, защищаемой от яркого света длинной верандой, наполовину закрытой цветами и зеленью. Вдоль этой веранды были развешаны клетки с любимыми птицами, а на белой, как снег, и мягкой подстилке лежала свернувшись маленькая собачка. Девушка лет шестнадцати показалась в окошке и выпрыгнула из него с легкостью белки, как только капитан появился на площадке.

Никогда еще, может быть, солнце не освещало такого миловидного созданья, каким была эта девушка в своем белом платьице, со своей замечательной и ослепительной свежестью. Черты ее были нежны и правильны; ее лоб, нос и подбородок приводили на память чисто греческий тип. Глаза ее, с длинными темными ресницами, были, подобно глазам ее матери, большие темно-синие, живые и блестящие; волосы имели золотистый отлив. Эти длинные волосы, откинутые с правильно очерченного лба, покрывали густыми локонами ее плечи. Такова была Виолетта Вестфорд.

— Милый папа! — воскликнула она, между тем как мистрисс Вестфорд опустилась в изнеможении на ближайшую скамейку, — мама жестокая женщина, она так надолго задержала тебя, а я считала минуты, которые остались до прихода кареты. Папа, ты дурно делаешь, что оставляешь нас! — ее блестящие глазки наполнились слезами. — Но Лионель хочет, — продолжала она, — оседлать Вариора и проводить тебя до Винчестера, а там побыть с тобой до отправления поезда. Я завидую ему: он будет с тобой еще полчаса.

— Послушай, моя милая, — сказал капитан, — если не ошибаюсь, то карета идет.

Из-за деревьев послышались звуки трубы кондуктора. В ту же минуту из ворот выехал Лионель верхом на коне, а карета остановилась у садовой решетки. Мистрисс Вестфорд поднялась с места, спокойная, без слез, только мертвенная бледность выдавала всю тяжесть этой минуты.

— Друг мой! — сказала она. — Я могу только молиться за твое благо. Но еще одно слово, Гарлей: ты говорил о каком-то банкире, которому хочешь поручить свои деньги. Скажи мне его имя — я имею большие основания, чем ты думаешь, спросить об этом.

— Банкирами моего отца были господа Гудвин и Сельби, а сейчас директор банка Руперт Гудвин. Прощай, мое сердце!

Кондуктор затрубил громче прежнего в ту минуту, когда Гарлей Вестфорд последний раз поцеловал жену. Горе, овладевшее его собственным сердцем при прощании, не позволило услышать восклицание ужаса, вырвавшееся у его жены при имени Руперта Гудвина. Когда стук колес уезжавшей кареты стих, Клара Вестфорд хотела дойти как-нибудь до дома, но силы ей изменили, и Виолетта нашла мать бледной и неподвижной. На крик девочки прибежали две горничные и с помощью Виолетты перенесли госпожу Вестфорд на диван в гостиную, защищенную от солнечных лучей плотными занавесками. Одна из прислужниц побежала за доктором, а Виолетта положила на бледный лоб матери мокрое полотенце. Когда Клара открыла глаза, в них был безотчетный ужас: «Руперт Гудвин, Руперт Гудвин! — воскликнула она с глубоким отчаянием. — О нет, не его, Гарлей, нет, нет, его не надобно!» Ее глаза снова закрылись и голова упала на подушку.

Явился доктор, но его старания не привели ни к каким результатам. Болезнь мистрисс Вестфорд брала свое начало в нравственных потрясениях, над которыми была бессильна рука врача. Один обморок сменялся другим. Виолетта и Лионель, возвратившийся к тому времени, перенесли госпожу Вестфорд в ее спальню и ухаживали за ней с беспредельной нежностью. Молодой человек устроил свой ночлег в соседней комнате и слышал чутким ухом самое легкое движение больной. Еще несколько дней тому назад веселый, вестфордский дом стал безмолвен и мрачен как могила. Врач предписал больной глубокий покой, и его приказания исполнялись буквально.

 

2

Почтовый поезд быстро летел от Винчестера к Лондону. Скоро и Лондон открылся глазам капитана — мрачно-угрюмый, но все-таки величественный. Но мысли капитана были далеко: они переходили от недавно оставленных им милых к опасностям, ожидавшим его в открытом море.