Кровавое заклятие

Акация лежала в климатической зоне, удачно расположенной между засушливыми бушлендами Талая и морозными просторами Мейна, но временами и здесь становилось достаточно холодно, чтобы пошел снег. Как правило, меленький снежок выпадал раз или два за зиму и быстро таял. Настоящие холода приходили каждые четыре-пять лет. Нынче — в ночь ошенийского приема — весь день бушевала буря, а под вечер высыпал снег.

Снегопад начался с нескольких жалких хлопьев, плывущих по воздуху в скудном свете позднего дня. К вечеру тучи опустились так низко, что задевали шпили самых высоких башен дворца.

Между дневной встречей и подготовкой к вечернему банкету Леодан сумел уединиться в библиотеке. Это была временная передышка, и король чувствовал, что она уже близится к концу. Он обошел пустынную комнату, разглядывая книги — тысячи и тысячи томов. Здесь хранилась книга, написанная на языке, который якобы использовал Дающий, создавая мир.

Леодан быстро огляделся по сторонам, убеждаясь, что вокруг и в самом деле никого нет, а потом отыскал фолиант и провел пальцами по корешку, не отмеченному никакими знаками, кроме тех, что оставило время. Он знал, где стоит книга со дня своего совершеннолетия, когда отец ее показал. Внутри, сказал Гридулан, заключено знание обо всем, что составляет суть мироздания. Внутри — язык творения и разрушения. Внутри — инструменты, которые использовал Тинадин, чтобы захватить Обитаемый Мир. Страшное, опасное знание. Вот почему Тинадин уничтожил всех, кто читал эту книгу, и запретил своим потомкам даже заглядывать под переплет. Однако именно им Тинадин оставил книгу на сохранение, спрятав ее в библиотеке, и с тех пор поколения Акаранов блюли эту традицию.

В юности Леодан часто воображал, как он получает в распоряжение божественную силу и творит при помощи слов, которые срываются с его губ и преображают ткань реальности. Впрочем, он никогда не открывал книгу. Леодан так и не поверил до конца в эту историю — и вместе с тем слишком боялся, что она окажется правдой. Короче говоря, он оставил книгу в покое. Иногда ему хотелось снять ее с полки и перелистать; или разорвать ее; или сжечь; или посмеяться над ней. Он сам не знал, чего желает больше. Так или иначе, король никогда не заглядывал под обложку; не сделал он этого и теперь. С некоторых пор Леодан перестал думать о книге. Перестал верить в сказки о магии. В конце концов, в реальном мире было мало доказательств ее существования.

Он погладил кончиками пальцев корешок соседнего фолианта и снял его с полки. «Сказание о двух братьях»… Прихватив книгу, Леодан вернулся на подоконник. Может быть, сегодня вечером он продолжит рассказывать эту историю Мэне и Дариэлу. Леодан был рад, что дети по-прежнему любят их вечерние посиделки. Он боялся того неизбежного момента, когда малыши ускользнут от него, оставят детство за спиной и предпочтут обществу отца компанию сверстников. Леодан мечтал, чтобы дети оставались в безопасности — желательно рядом с ним, — были счастливы и довольны окружающим миром. Леодан вложил в детей всю свою любовь. В каждом из них жила его потерянная жена, проступая все четче…

С другой стороны, король понимал: будет лучше, если дети покинут его и отправятся в большой мир, дабы укрепить узы дружбы во всей империи. Сам он редко выезжал за пределы острова, но отнюдь не потому, что пренебрегал жителями провинций. В юности Леодан любил путешествовать и приобрел много друзей в далеких землях. Во всяком случае, он верил, что это так, хотя на самом деле очень мало знал о дружбе. В отличие от отца Леодан никогда не сближался со сверстниками. Монарший титул мешал непринужденному общению с людьми. Лишь в других странах, где между ним и собеседником стояли переводчики, где зачастую приходилось разговаривать на языке жестов и улыбок, где различия в культуре могли сгладить неловкость, Леодан становился самим собой. Здесь он мог шутить и смеяться, мог запросто общаться с людьми. Эта простота общения, как он думал, и была дружбой. Такие путешествия оказались одной из самых больших радостей его юности.