Кровавое заклятие

Хэниш поднял руки, обернувшись к толпе, и солдаты опять разразились восторженными криками. Он пошел к ним, обогнув своих телохранителей. Он хлопал людей по спинам, по плечам, пожимал им руки, напоминая о великом будущем, которое их ожидает, и о неослабевающей мощи Тунишневр. Мы сильны только вместе, сказал Хэниш. Вождь ничем не отличается от любого из вас. Отдельная личность не имеет значения, если только ей не вверена судьба всего мейнского народа. В этом — как и во многом другом — мейнцы отличаются от врагов, Акаранов.

— Мы живем рядом со своим прошлым, — сказал Хэниш. — Каждый камень Мейна дышит им, и не должно его отвергать. Разве не так?

Толпа единым хором выразила свое согласие.

— Истина в том, что народ Мейна не сделал ничего, его позорящего. Это Акараны переписывают прошлое, чтобы оно им подходило. Они пожелали забыть, что Эдифус имел не одного сына, а трех. Они даже не помнят их имен, но мы помним. Таларан — старший, Прайтос — младший и Тинадин — средний между ними.

Каждое имя мейнцы встречали неодобрительным ворчанием. Многие с презрением плевали на пол.

— Тише, тише, — сказал Хэниш. Он вынудил их замолчать, понизив голос, и людям пришлось вытянуть шеи, чтобы расслышать его. — Оба брата сражались рядом с Тинадином, защищая и расширяя владения отца. Они преуспели — но только с помощью Мейна. Мы были им союзниками. И чем же нам отплатили? Я вам скажу. Вскоре после смерти Эдифуса Тинадин умертвил своих братьев. Он убил также их жен и детей. Перерезал их друзей, всех, кто поддерживал братьев, и все их семьи. Затем разделался с вождями мейнского народа, когда они стали более не нужны. Вы знаете, что это правда. Мы, мейнцы, были главными союзниками Тинадина, и он же объявил нас предателями. И тогда Хаучмейниш…

Толпа заревела при одном упоминании этого великого имени.

— Да, — продолжал Хэниш, — наш благословенный предок не потерпел работорговли и позорного договора с Лотан-Аклун. Он осудил Лигу Корабельщиков, назвал их пиратами и начал против них войну. Вот за это нас убивают и проклинают. За то, что наши предки были праведны и благородны. За то, что в глазах всей империи мы стали предателями — хотя никого не предавали. В награду за помощь и поддержку нас выгнали на это холодное плато… Но изгнание скоро закончится, братья мои, и все мы обретем свободу!

За пределами арены, в полутемном коридоре Халивен наконец-то остался наедине со своим племянником.

— Да уж, ты знаешь, как горячить людям кровь. И все же эти выкрутасы меня нервируют, Хэниш. Они сейчас совсем не к месту. Что, если бы на арене остался твой труп?

— Они более чем к месту, — откликнулся Хэниш. — Особенно в теперешней ситуации. Если я не могу жить по заветам предков, то много ли стоит моя жизнь? Предки принимают наши умения или отвергают их. Ты знаешь это не хуже меня, Халивен. Как еще мог я увериться, что Тунишневр по-прежнему благоволят ко мне? Порой ты меня удивляешь, дядя. Ни один человек не имеет значения. Только цель.

Его собеседник улыбнулся уголком рта.

— Однако у каждого человека есть своя миссия и своя роль на пути к цели. Манлейт не был тебе другом. Он рвался к власти и славе, которые скоро станут твоими. Вот и все. Ему не следовало устраивать поединок, особенно сейчас. Особенно с тобой. Двадцать второе поколение…

— Я не единственное дитя своего поколения, — возразил Хэниш. — Моя роль в том, чтобы вдохновлять людей примером и вести за собой. Вот потому-то я и танцевал с Манлейтом. Мы друзья со времен юности. Подумай о людях в Калатроке. Подумай, как они будут сражаться теперь, как будут готовить себя к грядущей войне. У них ясные глаза, они сильны, здоровы, никому из них не туманит мозги проклятый мист. Подумай об этом! Сравни наших людей с миллионами других в мире. Миллионами рабов. Ими помыкают, их обманывают… Если считаешь, что я могу требовать от своих людей верности, не доказывая, что сам верен им, — ты ошибаешься.

С этими словами Хэниш покинул дядю, оставив его наблюдать за тренировкой. Он поднялся по лестнице и вышел из Калатрока на свежий воздух. Холодный ветер ударил с такой силой, что Хэниш замер на месте. Пришлось упереться ногами в землю и прикрыть лицо ладонью от острых кристалликов льда. Хэниш прожил здесь без малого тридцать лет и всё же не переставал удивляться ярости мейнской зимы. Особенно остро он ощущал это, выходя на улицу из тепла человеческого убежища. Зимняя ночь порою казалась живым, злобным существом. Как ни старались люди сделать жизнь на плато хоть сколько-нибудь сносной, снег упорнее пытался занести их с головой, ветер — столкнуть с гор, а холод — проникнуть сквозь все защитные покровы. Подавшись вперед, Хэниш посмотрел на узкую тропку, ведущую по замерзшей земле, и темную громаду Тахалиана, едва видимую за пеленой метели.

В цитадели Хэниша уже ждал его помощник, Арсей. Он протянул вождю крошечный свиток.

— Письмо от Маэндера. Тасрен пробрался на Акацию, спал там и ел, и враг ничего не заметил. А потом Тасрен пришел на банкет и ткнул Леодана илахским кинжалом. Идиллия закончилась.