Кровавое заклятие

Он брел по равнине к западной оконечности Пустошей. В голове не осталось ни одной четкой мысли. Земля перед ним оставалась такой же голой и лишенной растительности, как и прежде, но теперь она была неровной, складчатой, точно морщинистая кожа. Тут и там равнину пересекали русла замерзших рек, еще не потревоженных близостью весны. Спускаясь в очередную низину, Лика терял из виду горизонт, однако тропа орды была хорошо заметна. Она уводила все дальше и дальше — такая же прямая. Лика брел по ней, опустив взгляд к земле.

Так он преодолел очередной подъем и начал спускаться в овраг, который через несколько месяцев станет ложем реки. Вдруг Лика заметил несколько темных фигур, однако соображал он туго и не сразу понял, что именно видит. Потом до него донеслось ворчание — первый звук живого существа, который он услышал за долгое время. Этот звук был сигналом тревоги, и он пробудил чувства Алайна. Генерал замер на месте. Санки поехали по гладкому склону и толкнули его под коленки.

Впереди было два живых существа и одно мертвое. Ворчание исходило от шерстистого носорога. Зверь стоял примерно в сорока ярдах от Лики — почти рядом. Достаточно близко, чтобы Алайн мог представить ощущение от прикосновения к его грубому меху. Были видны кольцеобразные бороздки на роге зверя и гравировка на пряжках ремней седла. Носорог решил, что присутствие Лики несет в себе опасность, и подался назад, мотая головой из стороны в сторону. Неподалеку от него сидел один из белокожих гигантов, склонившись над рукотворным очагом. Он поднял голову и посмотрел на носорога — должно быть, не понимая, отчего забеспокоился зверь. Потом его взгляд переместился на Лику. Что делал здесь этот человек, почему он остался один — выполнял ли какое-то задание или просто отстал, — этого Лика так никогда и не узнал. Они не могли поговорить. То, что увидел Алайн, немедленно воскресило в его памяти воспоминания о жуткой, доселе невиданной резне — нюмрек собирался закусить человеческой плотью. Над котлом, стоявшим в очаге, висело тело молодого мужчины. Мертвец был обращен лицом вверх, руки и ноги касались снега, в то время как спина поджаривалась, коптилась в дыму и тушилась на пару — все одновременно. Нюмрек как раз протянул руку, чтобы кинуть порцию плоти и внутренних органов в похлебку, бурлящую в котле… и тут заметил Лику. Он отложил нож и встал, раскинув руки в стороны, словно престарелый рабочий, готовящийся поднять непосильный груз. Затем нагнулся и пошарил по снегу вокруг себя. Когда же нюмрек выпрямился, в одной руке он держал копье, а в другой — изогнутый меч.

Лика отшвырнул постромки, привязанные к санкам. Несколько дней назад он перестал носить меч на поясе и положил его в кучу прочих вещей. Генерал поспешно схватил оружие и вытащил из ножен. Еще у Лики был арбалет и стрелы к ному, но нюмрек приближался слишком быстро. Он метнул копье. Наконечник ударил в кучу поклажи, и санки опрокинулись. Лика прыгнул назад, отшвырнув в сторону перчатки и на пробу взмахнув мечом. Потом сообразил, что нюмрек вовсе не пытался поразить противника копьем. Он кинул его, развлекаясь, попал в цель и теперь жестами выражал ликование. Затем воин двинулся вперед, пружинистым шагом, едва не подпрыгивая — если это слово можно применить к существу такого размера. Он перебрасывал меч из руки в руку, демонстрируя, что равно владеет обеими. Меховой плащ свисал с плеч, то распахиваясь, то обматываясь вокруг тела, так что Лика не мог определить истинные габариты врага. Черты лица воина сложно было рассмотреть под гривой спутанных волос и шапкой, которую он ухарски сдвинул на одну бровь. Зато Лика видел, что на его губах играет торжествующая улыбка.

Как убить подобную тварь? Лика снова и снова задавался этим вопросом. А меж тем, если он не преуспеет, потеряет свою собственную жизнь. Нюмрек выписывал мечом широкие полукружия; изогнутое лезвие со свистом распарывало воздух. Лика поднырнул под клинок, направленный ему в голову, и острое лезвие срезало несколько прядей волос. Он попытался принять следующий удар на свой меч и заблокировать клинок противника, но когда лезвия столкнулись, запястье Лики вспыхнуло невыносимой болью. Удар едва не вывернул его, и Алайн лишь чудом удержал меч, схватив обеими руками. Превозмогая боль, он продолжал сражаться — если это можно было назвать сражением. На самом деле он отступал и уклонялся, пригибался и увертывался, не проведя ни одной атаки. Теперь Алайн избегал ударов меч о меч — за исключением разве что скользящих блоков. Он ощущал себя марионеткой, совершающей лишь те движения, которые потребны кукловоду.